Записка в почтовом ящике — чушь, Валина
самодеятельность. Дело совсем в другом. У меня срочный и очень важный заказ.
Извини, но объяснять ничего не могу, по контракту должен соблюдать
конфиденциальность. Я не в Москве, поэтому… — А где же ты? — раздался
голос жены.
Фандорин стукнулся плечом о звукозащитный эллипсоид телефона-автомата и
глупо пролепетал:
— Ты дома?
— Что случилось? Где ты? Во что ты вляпался? Почему Глен в больнице? А
ты? Ты здоров?
Чтобы прервать пулеметную очередь коротких, истерических вопросов,
Николас заорал в трубку:
— В какой он больнице?
— Где-то за границей. Мать не сказала, где именно. Она вообще была
очень груба. Я спрашиваю про тебя, а она мне: «Жаль, что ваш муженек исчез,
а то бы я ему за моего Валечку хребет сломала». Господи, я две ночи не
спала. Все мечусь по квартире, не знаю, звонить Семену Семеновичу или нет.
Это был полковник из Управления по борьбе с организованной
преступностью, оберегавший газету «Эросс» от всякого рода неприятностей как
с нарушителями закона, так и с его блюстителями. Алтын мужа не посвящала в
подробности этих деликатных отношений, говорила лишь: «Сейчас все так
делают».
— Не надо Семена Семеновича, — быстро сказал Фандорин и, поняв, что
версия с «важным заказом» не пройдет, добавил. — Вообще ничего не
предпринимай! Сиди тихо!
Алтын судорожно втянула воздух. Николас понимал, что врать бесполезно —
слишком хорошо она его знает. Но и говорить правду тоже было нельзя.
Отправить бы ее с детьми подальше из Москвы, как осмотрительная Мамона Валю,
но разве Жанна позволит?
— Все очень плохо, милая, — глухо проговорил он. — Но я постараюсь.
Очень постараюсь. Надежда есть…
И нажал на рычаг, чувствуя, что сейчас разрыдается самым позорным
образом.
Хороший получился разговор, нечего сказать. Называется, успокоил жену.
Слабак, разамазня! «Очень постараюсь, надежда есть». Бред, жалкий лепет!
Бедная Алтын…
А, с другой стороны, что еще мог бы он ей сказать?
Даже если б за спиной не стояли Макс с Утконосом.
x x x
На новую службу Ника ехал, как на эшафот.
Нет, хуже, чем на эшафот, потому что, когда везут на казнь, от тебя
требуется немногое: не выть от ужаса, перекреститься на четыре стороны,
положить голову на пахнущую сырым мясом плаху, да покрепче зажмуриться. Тут
же задача была помудреней, с мазохистским вывертом.
Не просто явиться к месту экзекуции, но еще и лезть вон из кожи, чтобы
позволили подняться на проклятый помост.
В загородном доме господина
Куценко, директора клиники «Фея Мелузина» (да-да, того самого Куценко, из
шибякинского списка приговоренных), кандидата на гувернерскую должность
ожидают, он рекомендован хозяйке самым лестным образом, но все равно нужно
пройти собеседование. Если же Николас будет почему-либо, не важно по какой
причине, отвергнут, то… — Жанна разъяснила последствия с исчерпывающей
ясностью. И еще присовокупила (словно слышала совет, не так давно данный
Фандориным по поводу именно такой ситуации): «Только не думайте, что если вы
наложите на себя руки, то тем самым спасете своих детей. Просто в этом
случае я заберу в счет долга не одного вашего ребенка, а обоих».
Ни перед одним экзаменом магистр истории не трясся так, как перед этим.
Вступительный экзамен в ад, каково?
Пальцы так крепко сжимали руль, что побелели костяшки. Фандорин вел
машину совершенно несвойственным себе образом — рывками и зигзагами, обгонял
и слева и справа, а после поворота с Кутузовского на Рублевку, когда поток
несколько поредел, разогнался за сотню. Что это было: нетерпение пациента
перед мучительной, но неизбежной операцией или подсознательное стремление
угодить в аварию, причем желательно с летальным исходом? Вспомнив, к каким
последствиям приведет подобный поворот событий, Николас резко сбрасывал
скорость, но ненадолго — через минуту «фольксваген-гольф» снова начинал
рваться с узды.
Машина была хорошая, хоть и не новая. Жанна сказала, что именно на
такой должен.
ездить небогатый, но уважающий себя аристократ, который вынужден
зарабатывать на жизнь учительством. Одежду Николасу купили в магазине
«Патрик Хеллман»: два консервативных твидовых пиджака, несколько
двухсотдолларовых рубашек, неяркие галстуки. Продавщицы умиленно улыбались,
наблюдая, как стильная дамочка в мехах экипирует своего долговязого супруга,
а он стоит бука-букой, ни до чего ему нет дела. Ох уж эти мужчины! :
Сверяясь по плану, Фандорин свернул па загородную трассу, потом еще
раз, на Звенигородское шоссе. Теперь уже близко.
Вот он, съезд на новехонькую асфальтированную дорогу, обсаженную
молодыми липами. Указатель с витиеватой надписью «Усадьба Утешительное»
(новорусский китч во всей красе), под указателем «кирпич».
Усадьба была видна издалека: ложноклассический дом с колоннами, флигели
и хозяйственные постройки, вокруг — высокая каменная стена.
Подъехав ближе, Николас увидел, что на стене через каждые десять метров
установлено по видеокамере, да и ворота непростые — бронированные, такие
танком не прошибешь. Непросто будет «Неуловимым мстителям» добраться до
этого «гада и обманщика». Агент по внедрению зажмурился, затряс головой.
Нужно взять себя в руки, успокоиться. Не дай боже, чтобы нанимательница
уловила в его голосе или мимике искательность — тогда все, провал.