.. Скажу честно, я
был за то, чтобы хорошенько надрать паршивке уши, но Жанна отсоветовала.
Говорит, что девчонка крепкий орешек и что лучше прибегнуть к вашей помощи.
Олег Станиславович повертел бриллиантовый перстень на мизинце,
рассеянно полюбовался игрой света.
— Сказала, поболтаем с ним немножко, постращаем. Станет как шелковый.
Но я, знаете ли, тоже психолог, и вижу, что с вами нужно начистоту,
по-честному. Как говорится, у вас товар, у нас купец. Убедите вашу
воспитанницу поговорить с папашей. Что именно она будет нести — не важно.
Главное, чтобы он услышал ее голос.
Фандорин хмуро сказал.
— Она думает, что я ее предал. Не захочет со мной говорить.
— А это уж не моя проблема. Или у вас есть товар, или нет. Если нет,
придется платить собственной плотью. Знаете, как у Шекспира.
x x x
Разговор с Мирандой был тягостным. Собственно, разговором это назвать
было нельзя, потому что говорил один Фандорин, а его ученица сидела на
кровати, подобрав ноги, и смотрела в стену. Николасу был виден ее профиль:
сверкающий ненавистью глаз, закушенная губа. Рука Миры сжимала тонкую
щиколотку. Один раз девочка отняла руку, чтобы почесать локоть, и Николас
увидел на щиколотке белую полосу — так бешено стискивала она пальцы.
Он ужасно волновался. Сам понимал, что несет путаную галиматью,
поверить в которую совершенно невозможно. И Мира, разумеется, не верила. А
скорее всего, даже не слушала. Просто смотрела в стену и все.
— Я виноват перед тобой… Перед всеми вами. Я идиот, клюнул на
приманку… Но я тебя не предавал, честное слово, — пробормотал он совсем уж
жалким тоном. — Поговори с отцом, прошу тебя. Если ты откажешься, они тебя
убьют. У них не будет другого выхода…
В ответ Мира шмыгнула носом, но, похоже, не от сдерживаемых слез, а от
ярости.
Упавшим голосом, уже ни на что не надеясь, Николас сказал:
— Неужто какой-то там химкомбинат стоит дороже жизни? Обычная сделка. У
твоего отца будут и другие, не менее важные. Не понимаю…
Не оборачиваясь, она процедила:
— Где уж тебе.
Он встрепенулся. Слава богу, заговорила! И быстрей, быстрей, пока она
снова не спряталась в свою раковину:
— Да что тут понимать? Твоему отцу нужны барыши, Ястыкову тоже.
Конечно, Мират Виленович несколько разборчивей в средствах, но тоже не
ангел. Ты ведь не маленькая. И не слепая. Твой отец предприниматель, который
делает деньги, и большие деньги. А в наших джунглях делать большие деньги
без острых клыков, да еще заботясь о чистоте рук, совершенно невозможно.
— Не в деньгах дело, — отрезала Мира.
— А в чем же тогда?
— Своему нож в спину не втыкают. Так Роберт Ашотович говорил.
Так Роберт Ашотович говорил. Папа
ждал, надеялся, а теперь из-за меня все псу под хвост? Да я лучше сдохну!
Она снова зашмыгала носом, но теперь уж точно от слез — рукавом вытерла
щеку, потом еще и еще.
Николас подошел, сел рядом, протянул свой платок.
— Ты для него во сто крат важнее всех комбинатов, — сказал он тихо. —
Что ему все деньги на свете, если он тебя потеряет?
Она закрыла лицо руками. Плечики сотрясались от рыданий, и Николасу
захотелось их обнять, погладить девочку по голове, прижать к груди.
Не стал — побоялся, что оттолкнет.
— Ты так говоришь, потому что о своих детях заботишься! — всхлипывая,
выкрикнула Мира. — А на папу тебе наплевать! Только соври, что это не так!
Она впервые повернулась к нему. Блестящие от слез глаза обожгли
Фандорина неистовым пламенем, и он смешался, опустил голову.
— Ну то-то. — Миранда высморкалась. — Ладно, не трясись. Скажи этим
козлам: поговорю.
x x x
Телефонный разговор состоялся в третьей комнате, такого же нежилого
вида, как две остальные, но побольше размером и с телевизором. У стен —
диваны, на них разложены портативные рации, еще какая-то аппаратура
непонятного назначения, два короткоствольных автомата со складными ручками.
Ясно — помещение для охраны.
У стола, на котором посверкивал огонечками замысловатого вида аппарат,
стояла Жанна, прослушивала что-то через наушники. Выходит, не отдыхала, хотя
из кухни была отправлена в комнату именно за этим. Да нет, сообразил
Фандорин. Это у нее с Ястыковым с самого начала было уговорено: злой
следователь исполняет свою арию и уходит, оставив запуганного арестанта со
следователем разумным и понимающим.
— Смотри, Ника, если эта будет молчать, расплачиваешься ты, —
предупредила Жанна, а на Миру даже не взглянула.
Николас оценил точность этого психологического приема.
— Поехали.
Ястыков надел вторые наушники, и Жанна быстро набрала номер. На пульте
задергались зеленые и красные индикаторы — должно быть, подавление
локализации звонка, подумал Николас.
— Господин Куценко? — Тембр у Жанны изменился. Стал металлическим,
неживым, как у офисного автоответчика. — С вами будет говорить дочь.
Сунула трубку Мире не глядя, словно нисколько не сомневалась в ее
покорности.
Та взяла, набрала воздуху и дрожащим голосом пролепетала:
— Папа, это я… Прости меня. Я так тебя подвела…
Поскольку Николасу наушников не выдали, он слышал лишь половину диалога
и почти ничего в нем не понимал, тем более что говорил в основном Куценко,
Мира же односложно отвечала.
— Нет, — сказала она вначале. — Все нормально.
Потом, мельком взглянув на Нику и секунду поколебавшись:
— Он в порядке.