Подавив порыв низко поклониться и прошелестеть: «Слушаю-с, ваше
сиятельство», Николас отправился на первый этаж. Раз ты обслуживающий
персонал, умерь гордыню, знай свое место.
Инга и спутница неприятного Ястыкова были в гостиной — стояли перед
портретом личного дворянина Конюхова.
Заслышав шаги, гостья, высокая брюнетка в алом платье с глубоким
вырезом на загорелой спине, обернулась.
Ника покачнулся, ухватился за дверной косяк.
Это была Жанна!
Время и пространство переключили регистр и перешли в иное измерение,
так что ровный, безмятежный голос Инги Сергеевны казался звучащим откуда-то
из иного мира, из позапрошлого столетия:
— Заметьте, что неуважение к предкам есть первый признак дикости и
безнравственности…
Глава шестнадцатая. БРИГАДИР
— Дмитрий, будет безнравственно, если ты и дальше станешь хранить
молчание о причинах твоего бегства из Петербурга, — строго молвил Данила,
едва дормез отъехал от площади.
Митя стоял на коленках, забравшись на заднее сиденье, и смотрел в окно:
на поручика-гатчинца, пересчитывавшего полученные за шпагу деньги, на
угрюмого Пикина — тот стоял один, накинув поверх рубахи плащ, и жадно дымил
длинной трубкой. Карету взглядом не провожал, разглядывал землю под ногами.
— Я не понуждал тебя к откровенности, — продолжил Фондорин все тем же
решительным тоном, — однако же, согласись, что после случившегося я вправе
получить ответы на некоторые вопросы. Первое: кто таков упомянутый
капитан-поручиком Еремей? Второе: почему за тебя обещано вознаграждение, и
судя по всему немалое? Третье: что ты делал Петербурге — один, без
родителей? Четвертое…
Всего вопросов было ровным счетом двенадцать, перечисленных в строгой
логической последовательности, из чего следовало, что занимали они Данилу
уже давно.
— Простите меня за скрытность, мой почтенный друг и благодетель, —
повинился Митридат. — Она была вызвана отнюдь не недоверием к вам, а
нежеланием вовлекать вас в эту не до конца ясную, но опасную интригу.
И Митя поведал своему спасителю все, как на духу, сам не замечая, что
заразился от лесного философа привычкой изъясняться длинными грамматическими
периодами.
Фондорин изредка задавал уточняющие вопросы, а дослушав, долго молчал —
обдумывал услышанное.
— Рассказанная тобой история настолько запутанна и смутна, — сказал он
наконец, — что, если позволишь, я попытаюсь осмыслить ее суть, а ты меня
поправишь, коли я в чем-то ошибусь. Итак. В законах о российском
престолонаследии еще со времен Великого Петра нет определенности. Государь
вправе назначать себе преемника по собственной воле, не считаясь с
династическим старшинством.
Известно, что по насмешке судьбы сам Петр
назвать своего преемника не успел — испустил дух, так и не произнеся имени.
С тех пор монархов на престол возводит не право, а сила. И первая Екатерина,
и второй Петр, и Анна, и младенец Иоанн, и Елисавета, и третий Петр, и
Екатерина Вторая были возведены на трон не законом, а произволом.
Неудивительно, что в окружении Фаворита возник прожект миновать естественную
очередность престолонаследия и сделать преемником императрицы не Сына,
который известен упрямством и вздорностью, а Внука, который по юности лет и
мягкости нрава станет воском в руках своих приближенных. Очевидно, завещание
на сей счет уже составлено, но осторожная Екатерина пока хранит его в тайне,
по своему обыкновению выжидает удобного момента. Однако, как говорится, у
мертвых голоса нет. Если Екатерина сама, еще при жизни, не передаст скипетр
Внуку, то едва у нее закроются глаза, как в столицу явится Павел во главе
своего пудреного воинства и займет трон силой. Тогда всем его гонителям и
обидчикам не поздоровится, а в первую голову самому Фавориту и его
приспешникам. Твой приятель Еремей Метастазио умен и отлично понимает, Что
время не терпит. А тут еще скудоумный Платон совсем потерял голову от
страсти и затеял сам рубить сук, на котором сидит. Не сегодня-завтра
зуровский неприятель Маслов добудет верные доказательства Фаворитовой
неверности, и тогда случаю его светлости конец. Вот итальянец и решил
сократить земное пребывание императрицы. Она должна умереть поскорее, пока
Зуров еще в силе, но умереть не в одночасье, а после болезни, чтобы у нее
хватило времени утвердить Внука в державном преемничестве. Для этого и
понадобился медленнодействующий яд. Верно ли я понимаю последовательность и
смысл событий?
— Верно! — воскликнул Митя. — О, как верно! Только теперь интрига
Метастазио раскрылась передо мной в полной ясности!
— М-да? — скептически покачал головой Данила. — А мне для полной
ясности чего-то недостает.
— Чего же?
— Пока не могу сказать. Нужно хорошенько все обдумать. Вот что, дорогой
мой товарищ, не будем торопиться в Москву. Во-первных, надобность в спешке
отпала, потому что погони за нами больше нет. Во-вторых, я обещался
доставить тебя к Павлине Аникитишне, а она едет кружным путем и прибудет к
своему дяде не ранее, чем через два-три дня. В-третьих же, в рассказанной
тобой истории есть некая странность, которую я чувствую, но назвать не могу.
Пока мы досконально во всем не разобрались, я счел бы рискованным возвращать
тебя в родительский дом — итальянцу будет слишком легко отыскать там
опасного свидетеля. У господина Метастазио наверняка есть и другие помощники
кроме Пикина.
Да и Пикина списывать нельзя, заметил Митя, но не вслух, а мысленно —
чтобы не расстраивать своего легковерного друга.