Пролез в неширокую щель без каких-либо
затруднений, а вот Фандорин еле протиснулся.
Впереди было серое осеннее поле, за ним лес.
Николас побежал вперед, чавкая тапочками по грязи. Обернулся, увидел,
что Валя не тронулся с места.
— Ты что? Скорей! Надо добежать до леса, пока они не увидели!
Валя стоял, закрыв лицо руками. Плечи сотрясались от рыданий.
Пришлось вернуться.
— Да что с тобой? Бежим!
— Уйди! — всхлипнул Глен и отвернулся. — Ты беги, я сам…
— Что «сам»? Куда «сам»? Человек будущего забормотал, кажется, впервые
путаясь в употреблении мужского и женского родов:
— Не хочу, чтоб ты видел меня такой… Я сам. Ты беги. Там за лесом
станция. Четыре километра на восток…
— Что за чушь! Они тебя убьют!
— Я на ферму, к Володе…
— К какому еще Володе?
— Ну, к механизатору, я же говорила… Он хороший… Только он думает,
что я девушка… Ничего, скажу, что подстриглась. Фэшн такой… Да беги же
ты!
Валя сердито топнул ногой и зарыдал еще горше.
Оглянувшись на щель в заборе, Фандорин побежал через поле к опушке
леса. Когда же, минуту спустя, обернулся, Вали у ограды уже не было.
Больше не оборачивался до самых деревьев. Лишь нырнув за первый куст,
перевел дух. Раздвинул ветки.
Коттеджный поселок «На горах» был похож на сказочный остров,
вынырнувший из пучины моря: из-за стены торчали башенки, флюгера, кружки
спутниковых антенн. Остров на море лежит, град на острове стоит…
Слава богу, хоть тридцати трех богатырей было не видно. Снова
выскользнул неуловимый Н. Фандорин из когтистых лап беды.
Немножко постоял, прижавшись горячим лбом к влажной и холодной коре
дуба. Перед тем как идти (стало быть, всего четыре километра?), вынул из
кармана пистолет, кинул на орудие убийства полный отвращения взгляд и
швырнул в канаву, которая, судя по цвету воды, не высыхала даже летом.
Сначала шагал быстро, на всякий случай поглядывая назад. Дурацкий халат
расстегнул — было жарко. О том, что произошло каких-нибудь пять, самое
большее десять минут назад, старался не думать. Понятно, что теперь так, как
прежде, жить будет невозможно, но об этом после, после. Сначала уйти
подальше, остыть.
Остыл Фандорин довольно быстро — во всяком случае, в физическом смысле.
Сначала запахнул халат, потом поднял воротник, спрятал руки в широкие рукава
с отворотами.
Черт, как холодно!
Чему удивляться — середина ноября. Сколько сейчас? Плюс два, плюс три.
Вряд ли больше.
Кстати говоря, вот он так решительно устремился в чащу, а где здесь
восток? Ника остановился, посмотрел по сторонам.
Подмосковный лес в ноябре безлюден и бесприютен.
Подмосковный лес в ноябре безлюден и бесприютен. Люди сюда не ходят,
потому что незачем: золотая осень позади, для лыжных прогулок еще рано.
В отсутствие людей игрушечная пригородная чаща удивительным образом
вернула себе достоинство дикой природы. Было очень тихо, сумрачно. Пахло
смертью.
На поляне виднелся черный угольный круг; два кирпича, пара пустых
бутылок. В луже поблескивал кусочек фольги. Вот и все, что осталось здесь от
человека. Николас вдруг подумал, что пройдет сколько-то лет, и человечество
исчезнет с поверхности земли, как исчезли из этого леса дачники. И останутся
от человечества лишь бессмысленные обрывки и обломки.
Одернул себя: нашел время для философствований. Итак, где у нас восток?
В книжках пишут, что деревья с северной стороны порастают мхом. Ага,
вот на березе зеленая плюшевая полоса. Значит, если встать к ней лицом,
восток будет слева.
Ободренный, Фандорин двинулся по проложенному курсу и шел довольно
бодро — до тех пор, пока прямо перед носом не оказалась другая береза,
повернувшаяся ему навстречу точно таким же мшистым боком.
Как. это может быть? Получается, что он движется не на восток, а на юг?
Николас задрал голову, посмотрел в серое, постепенно темнеющее небо. И
представил, как он смотрится оттуда, сверху: нелепое существо в пестром
халате и домашних тапочках, а вокруг лишь голые скелеты деревьев.
Как Иван-царевич в заколдованном лесу, только Серого Волка нет.
И едва он это подумал, как неподалеку зашуршала палая листва. Николас
дернулся, оглянулся и не веря глазам увидел над пнем серую мохнатую морду с
нахмуренным лбом, острые уши, настороженные глаза, на мгновение блеснувшие
нехорошим фосфорическим блеском.
Нет, это был не серый волк, а всего лишь серый волчок. Вернее дворняга,
среди предков которой наверняка не обошлось без немецкой овчарки.
Живому существу Фандорин обрадовался. Вдвоем все веселей.
Он посвистел, почмокал, протянул руку.
Собака смотрела все так же настороженно. Не лаяла, не рычала, с места
не трогалась.
Тогда он начал потихоньку к ней подбираться, приговаривая:
— Ну, ну, не бойся, собакевич. Давай знакомиться…
Пес попятился. Потом, то и дело оглядываясь, затрусил через лес — не
очень быстро, словно не решил, убегать или нет.
Ника припустил следом.
— Погоди! Эй, ты же друг человека! Собака выбежала на поляну, где были
свалены спиленные и, очевидно, давным-давно позабытые столбы. Остановилась.
Фандорин с разбегу не сразу увидел, что возле штабеля разлеглась целая
собачья стая. Один пес, широкогрудый, с наполовину облезлой башкой, поднялся
и оскалил желтые клыки. Остальные тоже немедленно вскочили. Как мало эти
лесные пираты были похожи на городских собак! Ни тени робости или
заискивания, никакого виляния хвостом. А глаза примеривающиеся, как бы
оценивающие, что ты такое: опасность или добыча.