Фесс отрицающе покачал головой. Нет, он ничего не ощутил. Подземный рёв утих. Никто и ничто больше не беспокоило скамаров, вовсю предавшихся любимому занятию — безнаказанному грабежу могил. Некрополь больше не мог сопротивляться.
— Есть, есть печать, не сомневайся, — печально сказала эльфийка. — Не зря меня Её величество сами учили… вижу, тень его уже совсем близко.
— Так откуда ж тогда опасность? — спросил некромант. — Те, что под землёй?
— Под землёй? Нет, вовсе нет… эти, конечно, очень?очень страшные, но им так просто не освободиться. А вот на судьбе этого скамара — тень, и притом совсем уже близко. Я всё?таки не ты, не могу так запросто в Серые Пределы заглядывать…
— Я тоже не могу, — заметил некромант. — И тебе не советую. Может… плохо получиться.
— Я знаю, — кивнула эльфийка. — Но сейчас смотреть надо совсем не туда. Тень — от того, что здесь, на поверхности, в мире живых.
Фесс задумчиво покрутил в пальцах рубиновое кольцо. Подарок разбойника был хорош, спору нет. Правда, некроманту не к лицу обременять себя подобными безделушками — но, поскольку дарено от чистого сердца…
«Стой, в уме ли ты?!» — вдруг прикрикнул он сам на себя. Некроманту ли принимать что?то из рук человека, которому вот?вот суждено погибнуть? Погибнуть, очень может быть, потому что некий некромант уже успел трижды нарушить данное им Слово?
В этот момент некромант отчего?то уже не сомневался в справедливости эльфийского провидения.
Он осторожно положил кольцо на песок. Красивое, и камень славный, но — пусть уж лучше оно достанется скорпионам и сколопендрам, буде таковые тут найдутся.
— Скамары вас доведут до Вечного леса, — проговорил Фесс, обращаясь к притихшей эльфийке; слишком уж тягостным сделалось молчание. — Надеюсь, несмотря на то что…
Он не договорил. Слова уже не важны.
Слова уже не важны.
Невольно Фесс оглянулся на мёртвый город. Скамары орудовали в нём, словно муравьи. Тащили всё — кули с монетами, золотую утварь, древнее оружие, ценность которого заключалась даже не в драгоценных инкрустациях, а в знаменитой голубой «тигровой» стали оружейников былого, что, по слухам, превосходила гномью, — сам Фесс, правда, в это не верил.
Разбойники благоразумно не сунулись вниз по лестнице в самой середине некрополя. Им хватало добычи на окраинах. Казалось, они обезумели от жадности. Фесс видел, как кто?то уже схватился на мечах со вчерашним другом и соратником, не поделив какой?нибудь кубок или вычурный волнистый клинок.
Лицо некроманта исказилось гримасой. И ради вот этого он шёл на смерть, дрался с неупокоенными в подземельях?
В том числе и ради этого, наверное, ответил бы ему на это Сфайрат. Ты не знал, что такое человеческий род? Ты считаешь, что спасения и защиты заслуживают исключительно и только праведники? Нет, некромант не судья. Он защищает всех. И праведников и грешников.
Но разве он обязан открывать ворам ворота? Или это тоже входит в понятие «защищать грешников»?
Проклятые вопросы. Сосут силы из сердца, подтачивают решимость. «И в один прекрасный день ты не сможешь быть жестоким, как того требует канон. И тогда ты проклянёшь сам день, когда имел несчастье родиться на свет».
Эльфийки столпились вокруг него, точно цыплята вокруг матери?курицы. Причитания их как?то сами собой затихли, всё?таки они принадлежали к гордой и древней расе, с незапамятных времен величавшей себя Перворождёнными.
И притом находились же верившие во всё это чудаки…
Фесс уже и сам чувствовал неладное. Он знал, откуда это исходит, — из той самой крипты, где стояло четыре каменных саркофага. Но это совершенно не походило на обычное эхо от покидающих свои могилы неупокоенных. Идущие оттуда волны — никогда ни с чем похожим некромант ещё не сталкивался. Глубоко, чуждо и непонятно. Словно зов, идущий из?за пределов бытия. Словно неторопливое камлание дикого шамана, не бьющегося в припадках, а капля за каплей сводящего с ума назначенного ему в жертву гоблина.
Пляшет чёрная блестящая каменная крышка, звенят цепи, сотрясаются врезанные в матёрую скалу кольца… И липкие пальцы тянутся, тянутся сквозь камень и песок, касаются некроманта, и яркий день стремительно меркнет, оборачиваясь безлунной и беззвёздной ночью, мёртвой, ледяной, дикой. Ночью Дикой Охоты… нет, Ночью Диких Охот — вот они, несутся, мчатся бешеным галопом из края до края небосклона, чёрный купол прострочен их огненными путями, они жадно ищут добычу — но её нет, земля мертва, дремавшая в тёмном саркофаге Сила явила себя, сметая с древнего лика Эвиала жалкую плесень жизни.
Так кто же и кого стерёг в подземной гробнице?! — вдруг резанула мысль. Не значит ли это, что…
Он не успел закончить мысли.
Накатило вдруг, внезапно, обрушилось девятым океанским валом. То, чего он никак не ожидал здесь ощутить.
Незримая волна густой, сжавшейся перед броском ненависти и готовности умереть во имя начертанного на знамёнах.
Сюда шли те, кто забыл, что такое страх. Вернее, уверовал в нечто такое, по сравнению с чем любые страхи, даже смерть, казались детскими сказками.
Нет, то шли не салладорцы. Куда им до этих бойцов!..
Завопили, замахали руками предусмотрительно выставленные скамарами дозоры — но поздно, разумеется, слишком поздно.