На берегу ручья осталась стоять человеческая фигура. Закутанная в просторный, скрывающий очертания плащ, так что трудно было даже понять, эльф это, человек или, может, и вовсе орк.
Вейде дрожала, как в лихорадке. Глаза её блестели нехорошим, больным блеском, но голос оставался твёрд.
Глаза её блестели нехорошим, больным блеском, но голос оставался твёрд.
— Я призвала тебя, потому что задание по силам только тебе.
— Я исполню, владычица… — глухо отозвалась фигуpa и опять же про неё ничего нельзя было узнать — голос казался каким?то стёртым, неживым, лишённым собственных черт.
— Ты знаешь, что нужно совершить?..
— Твоё волшебство показало мне всё, что надо, владычица…
— Тогда в дорогу. Торопись. Времени у нас очень мало — и наши враги не станут мешкать, и мои чары не продержатся так долго, как мне хотелось бы.
Закутанная фигура молча поклонилась и плавно заскользила прочь. Ночной мрак быстро поглотил её, а Вейде, гордая королева Вейде вдруг упала прямо на землю и разрыдалась.
— Что я наделала? — слышалось между судорожными всхлипываниями. — Что я наделала?..
Эти слова она произнесла по?человечески, а не на своём родном языке.
Глава восьмая
НЕКРОМАНТ И ИНКВИЗИТОР : (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
В камере после пыточного покоя Фессу показалось донельзя уютно. Разумеется, его не расковали. Инквизиторы не собирались совершать подобных ошибок. Тем не менее с латниками, препроводившими некроманта в его «келью», отправился и подпалачик. Этот, не снимая маски, принялся поить и кормить Фесса с ловкостью, свидетельствовавшей о немалом опыте. Угрюмые солдаты всё это время стояли рядом, и оружие кололо Фессу незащищённую шею. Ясно, они бы убили его, попытайся он сделать хоть одно нишнее движение. Они даже не предупреждали его о «границах дозволенного». Они просто стояли с клинками на?юло и молчали.
Сделав всё нужное, подпалачик убрался. Вышли следом латники. Фесс наконец смог осмотреться. Словно в насмешку, ему оставили небольшой огарок свечи. Каменный мешок. Разумеется, никаких окон. Квадратный. Четыре шаге в длину, столько же в ширину. И никаких тебе постелей. Голый каменный пол. Вообще ничего, кроме железной двери
Место, где должны погибать надежды. Место, где узник должен ощутить себя ничтожным атомом, пылинкой перед давящей мощью камня и стен. Где должны рассеяться, истаять без следа твёрдость духа и храбрость. Инквизиторы знали, куда помещать особо ценных пленников. Утешало только одно — Этлау тоже придётся сидеть где?то под землей, неподалёку, чтобы держать Фесса под действием своего талисмана.
Слабое утешение, конечно.
Стража удалилась. Стальная дверь камеры захлопнулась, и вместе с ней на некроманта навалилась звенящая, давящая тишина. Не слышно было даже удалявшихся шагов его тюремщиков.
Глубоко под землёй зима теряет власть. Там должно быть тепло, однако в каморке Фесса отчего?то царил ледяной, липкий холод, медленно просачивавшийся во все щели, как ни старался некромант запахнуться плотнее и держаться подальше от стен. Тоже ничего нового, старался думать он. Пытка холодом — одна из старейших. Холод, темнота… узник без всяких палачей должен возмечтать о том, чтобы как можно скорее выложить всё, о чём только пожелают спросить его судьи и дознаватели.
И всё же первую схватку он выиграл. Собственно говоря, проверить его слова невозможно — разве что вызвать в качестве свидетеля обвинения саму Западную Тьму… Он может вещать всё, что ему вздумается, плести любые небылицы, сваливать на свою мифическую хозяйку в мыслимые и немыслимые прегрешения. Пусть серые попытаются это опровергнуть, если уж им вздумалось играть в «объективное следствие» и «беспристрастный суд». Честно говоря, Фесс не понимал, для чего Этлау на самом деле потребовалось прибегать ко всей этой глупой атрибутике. Чтобы убить некроманта, сейчас вообще требовался только один удар меча. Или, если желательно, чтобы проклятый Разрушитель умирал долго и мучительно, это тоже нетрудно сделать. Достаточно отдать приказ.
Достаточно отдать приказ. Этлау мог приказать устроить, к примеру, публичное колесование или четвертование на главной площади Аркина — однако же не приказал. Фесс до сих пор жив. Неужели инквизитора на самом деле обманула эта клоунада, эта игра в «признание»? Кто знает, Этлау не выдал себя. Напротив, подыгрывал, если, конечно, на самом деле раскусил намерения Фесса.
«Намерения… — вдруг горько подумал некромант. — На что ты, собственно говоря, рассчитываешь, Кэр? Продержаться елико возможно долго, ожидая чуда, счастливого стечения обстоятельств? Наверное. Ничего другого не остаётся. Конечно, узники убегали и из самых охраняемых, самых «неприступных» тюрем. Но этому всегда предшествовало что?то внешнее, ошибка стражи, усталость или равнодушие тюремщиков, ошалевших от однообразия своей жалкой службы. Пока на это рассчитывать не приходится. Этлау не из тех, кто легко впадёт в равнодушие сам или позволит сделать это другим».
Значит, надо ждать. Просто ждать. Читать на память любимые стихи. Вспоминать звёздное небо над ласковой Долиной, вспоминать дольмены и менгиры Мельина, Серую Лигу и ту простую жизнь, которую он вёл там; не дать черноте вползти внутрь, источить силу и волю к сопротивлению — что, как известно, гораздо легче сказать, нежели сделать.