Для того, чтобы хотя бы пять минут поговорить с каждым из тех, кто находится в моем непосредственном подчинении, мне чисто физически нужна неделя. Разумеется, я ищу и нахожу людей, которые работают и мыслят вполне автономно. Это тоже немного экономит время. Но всей картины все равно нет в голове ни у кого, кроме меня. И это причина, по которой я столько внимания уделяю безопасности…
— А что, стрельба в мусульманском квартале Брюсселя — это мероприятие, связанное с безопасностью?!
— Обязательно. Я что, не могу пройти пешком по центру одного из красивейших городов Европы, чтобы не получить в спину порцию проклятий, — что ты шляешься тут по нашему району, неверный, собака?
— Вы понимаете по-арабски? Или по-турецки?
— Я отлично понимаю взгляд и интонацию, пани Елена. Я, в некотором смысле, существо довольно дикое. У меня рефлексы функционируют не отдельно от сознания, а в тесном взаимодействии с ним.
— Ну, наверное, я круглая идиотка. Поясните вашу мысль.
— Легко, дорогая. Некоторых фигурантов мирового исторического процесса необходимо держать в состоянии перманентного животного ужаса. Чтобы при звуке моего имени у них вместо желания мне помешать начинался кровавый понос от страха. Поскольку, когда человека несет от страха в сортире, у него нет ни сил, ни возможности строить козни. Поверьте, подобные выходки экономят нам массу средств и ресурсов…
— Замечательно. Просто гениально. Что вы там насчет ошибки природы хотели сказать?
— Вы же сами говорите, что я больной.
— Это метафора. Я вовсе не хотела вас оскорбить.
— Да Бог с вами, дорогая. Это на самом деле так. И повторение этого феномена в таком исчезающе-малом промежутке времени, как одна человеческая жизнь, настолько маловероятно, что я не собираюсь это даже сколько-нибудь серьезно обсуждать. И успехи клонирования не внушают никакой надежды, потому что все это что-то — результат случайным образом развившихся в моем больном мозгу нейронных цепочек, и воспроизвести их вряд ли возможно. Поэтому у меня несколько задач, помимо непосредственного руководства нашим делом. Во-первых, обеспечить свою физическую безопасность. С этим мы, в общем-то, справляемся. Во-вторых, прожить в здравом уме и твердой памяти некоторое продолжительное время, чтобы успеть хоть что-нибудь из задуманного. В-третьих, увидеть те точки бифуркации, по мере прохождения которых выстраиваемая система, как я только что говорил, приобретет некоторую направленную инерцию, позволяющую ей стабильно функционировать лет, скажем, сто — сто пятьдесят после нас с Вацлавом при ограниченно эффективном приложении административного ресурса. Если нам это удастся, то дальше зеленая сама пойдет. И человечество выйдет на совершенно новый уровень межличностных связей и общественно-экономических взаимодействий. И мы сможем сказать, что в некоторой степени осуществили наш план…
— Вам будет невероятно сложно умереть от скромности, пан Данек.
— Как на духу, — невозможно, дорогая. Но это было бы так глупо в моем положении, вы не находите?
— Я много чего последнее время нахожу, о чем раньше имела весьма смутное представление… То есть вопрос о наследнике, так сказать, престола, ребром не стоит?
— Нет, — Майзель покачал головой. — Не может быть наследника. Я не король. Я… впрочем, не важно.
— Нет-нет, пожалуйста!
— Ах, пани Елена… Да не могу я к этому так относиться.
Ну, предположим, появится, как вы выражаетесь, наследник. И захочет стать музыкантом. Или пивоваром. Разве ребенок — наша собственность, наш раб, которому можно приказать стать тем, кем мы хотим его сделать? Да ни за что…
— А как же принцы?
— Я же сказал — я не король. У него другая мера ответственности и другие взгляды на воспитание. Согласен я с ними или нет — в данном случае не имеет никакого значения.
— А вы не согласны?
— Во многом согласен. Я считаю, что он правильно — в основном правильно — воспитывает парней. Но мне кажется, что он временами излишне резок с ними. Я считаю, что нельзя на них чересчур давить, особенно на Яна, он ведь уже совсем взрослый, да и Владислав должен видеть от отца, которого просто боготворит, не только поучения и наставления. И поэтому я так много времени уделяю мальчикам, пытаясь объяснить, почему и отчего он действует так, а не иначе. И самого Вацлава пытаюсь убедить быть немного поласковее. Ясно, что будущие монархи должны воспитываться в строгости, должны пройти настоящую офицерскую закалку. Но все же… Монарху нужна не только жесткость и бескомпромиссность… Милосердие и рыцарство — тоже… Вот я и пытаюсь как-то смягчить…
— Вы?! Смягчить?!
— А вот представьте себе.
— Невероятно. И они вас слушают?
— Обязательно. Ведь я их люблю… Они замечательные ребята. И не избалованные совсем, не то, что Виндзоры… Уж они-то себе не только яичницу могут приготовить. Настоящие мужчины. И любая женщина будет чувствовать себя за ними, как за каменной стеной… И они настоящие друзья, что тоже очень важно для их будущего…
Он улыбнулся, видимо, вспомнив что-то. Елена, затаив дыхание, глядела на Майзеля. Господи, это просто невероятно, подумала она, глотая комок в горле. Этот человек… Это просто невероятно. Немыслимо. Как в нем это уживается, — «одним ударом» — и такая нежность?!. Господи, да что же это такое…