— Рассказывай. Я уже сплю.
— Ну, слушай, — Майзель вздохнул и посмотрел куда-то вдаль. — Жил-был в одном очень древнем и красивом городе Дракон. Он был очень добрый, сильный и богатый, но очень-очень грустный…
— Почему?
— Ему не с кем было играть по вечерам, — снова вздохнул Майзель. — И поэтому он очень грустил… А однажды к нему в гости случайно зашла маленькая девочка…
— Принцесса?
— Да.
— И поэтому он очень грустил… А однажды к нему в гости случайно зашла маленькая девочка…
— Принцесса?
— Да. Принцесса с серыми-серыми глазами и золотыми волосами. И Дракон очень обрадовался. Они долго-долго смотрели вместе мультфильмы, играли и разговаривали. Потом принцесса улетела назад, к себе домой, на свою маленькую белую планету, но Дракон не обиделся. Он знал, что у девочки-принцессы есть чудесные мама и папа, и что девочка по ним соскучилась. Но ему теперь не было грустно, потому что он знал — у него появился настоящий друг… И Дракон взлетел высоко-высоко, и выдохнул вместо огня — красивую семицветную радугу, и в древнем прекрасном городе стало так светло, что люди вышли на улицы и стали смотреть на чудо. Они поняли, что Дракон больше не грустит, и тоже очень обрадовались, и устроили большой-пребольшой праздник с салютами, ярмаркой и каруселью на площади…
— А они его не боялись?
— Нет. Он защищал их от врагов, пожаров, наводнений и бед, и они его любили. Нет, не боялись. Ну, разве только немножечко, самую-самую малость… Все-таки он ведь был дракон, и он был совсем на них не похож… Но девочка была с другой планеты, и ей совсем-совсем не было страшно…
— А она еще прилетит?
— Обязательно. Много раз. И каждый раз по случаю ее прилета будет в древнем и красивом городе шумный, веселый, яркий праздник. И Дракон будет веселиться вместе со всеми…
— Хорошая сказка, — вздохнула Сонечка. — Только все равно немножко грустная… Ты ее сам придумал?
— Да, милая.
— Ты не грусти. Я к тебе еще прилечу, — Сонечка закрыла глаза и улыбнулась. — Спокойной ночи…
— Спокойной ночи, милая, — и Майзель поднялся.
Сонечка уснула, и они уселись втроем на кухне, — совсем как в студенческие времена, только кухни тогда были другие… Майзель разлил вино в бокалы:
— Ну, ребята… За встречу. Чертовски рад видеть вас. И чертовски рад видеть вас вместе… — И перешел к делу, — резко и неожиданно, как всегда: — Вы что-нибудь обсуждали уже?
— Мы все обсудили, Дан. Где расписаться?
— Спасибо, дружище. Спасибо тебе, Танюша… Я знал, что вы молодцы…
— Дан… Одна просьба.
— Хоть сто. Давай.
— Если со мной что… Обещай, что Татьяну и Сонечку… не оставишь там…
— Андрюша!!!
— Спокойно, — Майзель взял обоих, Татьяну и Андрея, за руки. — Спокойно, ребята. Я вас вытащу, если что. Откуда угодно. Слово, — он посмотрел на Андрея. — Хочешь, оставь девочек здесь. Будешь приезжать на выходные. Быт… Ну, мягко говоря, не проблема. Или, как говорит мой начальник СБ, — говно вопрос…
— Ну, уж это фиг, — покачала головой Татьяна. — И не думайте даже. Я его одного ни за что не оставлю. Он теперь крутой чувак на «ешке», при понтах и при делах, быстренько себе там найдет какую-нибудь соплюшку-финтифлюшку с попочкой и титечками, — знаешь, Даник, сколько таких в Минске глазками стреляют, — а я тут, как соломенная вдова? Не-е-е, так дело не пойдет…
— Таня… Как тебе не стыдно…
— Так держать, боевая подруга, — усмехнулся Майзель.
— Тут ты права — такие парни, как твой муж, на дороге не валяются… Ладно, к делу. Какие у тебя планы, дружище?
— Планов у нас громадье, — усмехнулся в ответ Корабельщиков, отхлебнул немного вина, поставил бокал на стол, посмотрел сначала на жену, потом на Майзеля. — Ну, во-первых, я так понимаю, что Лукашенко тебе надоел…
— Надоел, — Майзель откинулся на спинку стула, усмехнулся. — Надоел он мне персонально или нет, это вторично, Андрей. Да, он мне физически неприятен, и все-таки — это вторично. Он опасен. Свобода без ответственности — это анархия, а ответственность без свободы — это концлагерь. Ни того, ни другого мы с Вацлавом терпеть не можем и не станем. Именно поэтому. Мне надоела напряженность, которая идет от него по всему континенту. Мне надоели синтетические наркотики, которые расползаются по Европе. Надоели его ган-трейдеры [41] с беларускими дипломатическими паспортами. Надоели без толку пасущиеся в Варшаве и Праге «гоп-позиционеры», которые ни хрена не в состоянии сделать. Надоели чучмеки с беларускими бумагами, которые вроде беженцы, и которых наши соседи не могут отправить назад, — нельзя, бесчеловечно, потому что в Беларуси «тоталитаризьм». Знаешь, что было на следующий день, как я тебя проводил? Я вышел к своей машине в городе, прямо возле Раднице [42] , а вокруг нее ходят два набриолиненных чучмека и восхищенно цокают языками… Понравилось им. Я, Вань, такую же хочу… Когда мы их тряхнули, то выяснилось, что у них в Минске «цветочный бизнес», а сюда они туристами приехали. А визы им в Польше поставили, потому что у них в Белостоке тоже «цветочный бизнес».
— И что дальше?
— Что?! Ничего. Мне нравится протоплазма, — усмехнулся Майзель усмешкой абсолютного оружия [43] . — Я, когда их увидел, даже зажмурился сначала. Думал, мне это снится. Нет, наяву…