— Антиимпериалистический манифест, вторая серия. Вам не кажется, что вы повторяетесь?
— Нет.
Не кажется. Я повторяюсь и буду это делать, пока мне не удастся вас убедить. Я вовсе не жду, что вы мне немедленно и безоговорочно поверите. Я думаю, что я покажу вам кое-что. Лучше один раз увидеть…
— Но все корпорации сидят здесь!
— Именно потому они здесь и сидят. Потому что я притащил их сюда. Кто-то пришел добровольно, кого-то пришлось приволочь силой. Но это неважно. Важен результат…
— Какой, черт возьми, результат?!
— Результат, которого мы добились здесь. И в Намболе. И начинаем потихоньку раздвигать мрак в Бразилии. Мне никогда не были интересны деньги ради денег, пани Елена. Мне всегда хотелось что-нибудь сделать с их помощью. Только вы не понимаете этого. Вы думаете, если я раздам все и всем поровну, то сразу наступит рай… Свободой — свободой средств, времени, удовольствий, собраний, слова, всего прочего — нужно уметь пользоваться. И этому нужно учиться. Иначе — хаос и смерть. Помните, — лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой? Я этого от всех даже не требую…
— Как можно научиться пользоваться тем, чего нет?!
— Так что, позволить им теперь поэтому и дальше убивать друг друга?! Нет, дорогая. Сначала порядок, потом свобода. И ни в коем случае не наоборот. Потому что наоборот не бывает. Свобода предполагает ответственность. Это, собственно, одно и то же, — свобода и ответственность. И еще одну вещь я вам скажу, пани Елена, которая вам наверняка не понравится. Должен быть страх Божий. Потому что если Бога нет, то все позволено.
— Ах, вот как…
— Да. Именно так. Свобода и народовластие — только тогда, когда каждый и все это поймут. Потому что наша цивилизация — это цивилизация, выстроенная людьми, пребывавшими в страхе Божьем. По крайней мере, все ее ценности и основы заложены тогда, когда это еще было. И сейчас… Сейчас мы просто проживаем это наследство. И когда оно закончится…
— Наступит хаос.
— Совершенно верно. А потом цивилизация возродится снова. Так уже было… Только одно «маленькое но» есть во всем этом цикле, пани Елена. Я не желаю видеть, как цивилизация, моя цивилизация, в основе которой лежат идеалы свободы, рухнула. Я желаю непременно ее сохранить. И двинуть дальше. Подойдите ко мне, пани Елена.
— Что?!
— Подойдите ко мне. Пожалуйста. Я не кусаюсь…
Она поднялась с дивана и, все еще не понимая, чего он хочет от нее, подошла к необъятному окну кабинета и встала рядом с Майзелем. Он положил руку Елене на плечо, — она вздрогнула, хотя в этом жесте и прикосновении не было никакого намека на интим. Она вздрогнула, но не отстранилась. И Майзель, кивнув и улыбнувшись, оценил это:
— Посмотрите вниз, пани Елена. Вам нравится то, что вы видите?
Внизу, сверкая огнями фонарей и машин, светясь окнами домов, широко и привольно раскинулась Прага, — город ее детства, город любви, город милых, приветливых, полных собственного достоинства людей, город улочек и маленьких средневековых площадей, город уютных ресторанчиков и пивных погребков, город славной и отчаянной борьбы за свободу с теми, кто хотел ее отнять — турками, шведами, нацистами, большевиками, город святого Вацлава, город прекрасных и мудрых легенд, столица Священной Римской Империи, город королей и мастеров, город, словно исполнивший древнее пророчество и засверкавший вновь, как огромный алмаз в короне планеты, город, с которым столько всего было связано в судьбе и жизни Елены…
Она кивнула, потому что не могла произнести ни слова.
Потому что любые слова прозвучали бы сейчас либо выспренно, либо глупо.
И Майзель снова кивнул:
— Мне тоже. Потому что мои предки тоже строили это, — он медленно обвел рукой панораму внизу. — Эти города, эти дороги, эти великие торговые пути, соткавшие континент в единый организм… Вместе с вами, пани Елена. Вы не хотели понять, что мы с вами заодно, что мы любим то же, что любите вы, что мы вместе строим наш общий дом, в котором так удобно и весело будет жить… Вы прогоняли нас, убивали и жгли, а мы возвращались и по-прежнему жили среди вас, не смешиваясь с вами, но любя вас, как дорогих, но неразумных детей… Потому что вы и есть наши дети, поверившие в спасение, которое призывал отчаянный юный рабби, не желавший мириться с несправедливостью, и ученики которого, назвав его Мессией, разнесли веру в его правоту по всему свету… Мы принесли в этот мир суровую правду о едином Боге, властелине Вселенной. А вы… Вы понесли ее дальше. Мы с вами, пани Елена. В пути было много всего… И страшного тоже. Но посмотрите, каким стал этот мир. И я не позволю этому исчезнуть. Это наше. И это мое…
Нежно- розовый свет заката, струившийся через окно, заострил черты его лица, тем самым придав произносимым словам еще большую силу. Майзель говорил тихо и с такой страстью, что Елена вдруг поняла, или, скорее, почувствовала, как он серьезен. Нет, в этот момент она еще не верила ему. Но она почувствовала его, и это ощущение контакта по-настоящему удивило ее. Она даже головой тряхнула, отгоняя наваждение…
Она вернулась назад, снова присела на диван и отпила еще немного ликера: