— Ну, допустим. Зайдем тогда с другой стороны. Почему — Майзель? Я не спрашиваю, как вас звали раньше, это, в конце концов, не так уж и важно…
— Ох, пани Елена, зубастая вы щучка… Вы же наверняка неплохо знаете историю.
— Конечно. Но неужели вы думаете, что мало-мальски грамотные и здравомыслящие люди верят в эту дурацкую легенду о вашем мифическом родстве с Мордехаем Майзелем?
— А что, по-вашему, мне следовало объявить себя потомком Ягеллонов или Яна Люксембургского?
— Ну, это было бы наверняка еще большей глупостью… Достаточно Его Величества.
— Который и есть настоящий потомок Ягеллонов.
— Я вовсе не пытаюсь с этим спорить.
— Вот видите. А Майзель — вполне достойная фигура для основателя династии, вы не находите? Мне прекрасно известно, что Мордехай Майзель умер, не оставив прямых наследников. Но это мне не важно. Я претендую на большее. Я претендую на духовное родство. На духовное наследство. На такую же дружбу с его величеством. На тот же — и больший, конечно — масштаб государственных дел. На повторение истории на новом спиральном отрезке. Неужели непонятно?
— Что-то такое в этом духе я себе и представляла…
— Замечательно. Это значит, что легенда работает, и работает эффективно. Разве не в этом смысл легенды?
— Возможно. Но почему вы затеяли такую сложную игру в короля? Да еще и не одного…
— Мне импонирует монархическая форма правления. Наша монархия — идеал государственного устройства, как я его понимаю. И для осуществления задуманного мной плана демократия совершенно не приспособлена. Кроме того, я же не могу, черт возьми, все делать один. Мне нужны помощники. Не просто исполнители моих указаний, а люди с собственным мнением. И даже не помощники… Помощники — неправильное слово. Соратники. Те, кто видит мою цель, как свою. Для которых мой план — их план. Люди, которые должны — и могут — спорить со мной. Видеть мои слабости и ошибки. Знаете, почему провалился гениальный сталинский план захвата всего мира? Потому, что он окружил себя людьми, которые боялись пикнуть, сказать хоть одно слово поперек. Слава Богу, мне пока удается избегать этого…
— И все-таки? Почему не вы сами? Это единственное, что не совсем стыкуется с теорией о безграничной власти. Потому что у вашей власти есть весьма четкие границы.
— Ага… Так вы начинаете это видеть…
— Конечно, — Елена пожала плечами. — Вы охотно делитесь властью. Это не похоже на самовлюбленных властолюбивых маньяков. Или это какая-то новая ступень развития, о которой мне раньше не доводилось слышать…
— Я открою вам маленький секрет, пани Елена. То, что вы называете «делиться властью», на самом деле есть просто делегирование полномочий. А у меня, собственно, никаких полномочий не имеется. Я — крючок, вытаскивающий идеи из голов людей, друзей, подчиненных. Я не умею руководить страной. У меня нет для этого соответствующих знаний и навыков. Для этого существуют другие люди. Другие институты…
— Как мило с вашей стороны поведать мне сие ошеломляющее откровение…
— Я рад, что вам весело. И есть еще одно «но»…
— Какое же?
— А всмотритесь внимательно в мое лицо, пани Елена. Разве я похож на своего? Да хоть если я в лепешку разобьюсь… Кто же мне поверит?
— Что это значит?
— Я еврей, дорогая. Жид. Пархатый. Понимаете?
— Опять вы об этом…
— Потому что это важно. И не только для меня… Даже если понтифик объявит меня лучшим католиком всех времен и народов, а полиция и королевская воздушная пехота будут стрелять в каждого, кто усомнится, это ничего не изменит. Я еврей. Я родился евреем и умру евреем. Это не поза, это просто факт. Я подтолкнул… Да, это было. Просто был такой период в истории… А своей страной люди должны управлять сами.
Я подтолкнул… Да, это было. Просто был такой период в истории… А своей страной люди должны управлять сами. Я нахожу это правильным. Сами должны строить свою жизнь и судьбу…
— И как это утверждение соответствует тому, что вы… вытворяете?!
— А я ничего не вытворяю, дорогая. Я, повторяю, создаю условия и вытаскиваю из людей идеи. А вытворяете вы сами. Евреи — технические сотрудники, — в аппарате, армии, полиции, образовании, — пожалуйста, сколько угодно. Даже, возможно, министры, если дорастут… Но рулить… Нет. Рулите сами. Я только подстраховываю в поворотах. — Майзель усмехнулся, — как показалось Елене, слегка иронически. — Это не уход от ответственности, пани Елена. Я просто очень хорошо знаю, что я должен и чего не должен делать. Когда мы сражались за свободу и дрались с бандитами — тогда мое место было рядом. Или даже на шаг впереди… А когда это миновало… И когда я уступил место… Мне показалось, что люди вздохнули с облегчением. И, кажется, они до сих пор благодарны мне за это. И вы все вздохнули с облегчением… И это нормально.
— Это отвратительно.
— Нет-нет, пани Елена. Не нужно. Я знаю, что вы не, и так далее. Я не щепетилен. Все, что можно поставить на службу делу, должно быть поставлено ему на службу. В том числе предрассудки… И у меня нет времени на такие вещи, как участие в правительстве или, тем паче, руководство правительством. У меня слишком много дел… А их величества — они свои, настоящие. Такие же. Именно поэтому они на своем месте, а я — на своем. И чувствую себя на нем весьма комфортно…