— Каком?
— Что на той стороне ты мне покажешь граждан. Не мертвые души, а граждан. Хотя бы десять процентов населения, не считая чад и домочадцев.
— Так это ясно…
— Хорошо. И это, насколько я понимаю, самое трудное.
— Правильно ты понимаешь, — вздохнул Корабельщиков. — И не один день потребуется. Может, и не один год…
— Обязательно. Но мы же для этого и собрались тут. А? Один вопрос.
— Да?
— Знаешь, почему именно ты?
— Знаю.
— Отлично. Я слушаю.
— Потому что я ни в каких партиях не состою, никаким комитетам не подчиняюсь, ни с кем ничего не подписывал и никому ничем не обязан. А иначе и финансировать меня было бы затруднительно весьма, и под колпаком…
— Не продолжай, друг мой, — Майзель откинулся и с интересом посмотрел на Андрея. — Ты просто молодец. Ты самую суть ухватил. Ты не тусовщик. И поэтому всех их построишь. Я в тебя верю, Андрей.
— То есть зачет я получил, — усмехнулся Корабельщиков.
— Получил.
— Мальчики…
— Что?
— А это не называется — вмешательство во внутренние дела суверенного государства?
— Тебе твой муж ясно сформулировал — нет суверенного государства, есть шайка бандитов, запугивающая и грабящая население некоей территории, с которой ушли оккупанты.
Власти нет, страны нет, один разбой под красно-зеленым флагом. Контрабанда оружия, наркотиков, беженцев-нелегалов, — Майзель, не мигая, смотрел на Татьяну так, что у нее мурашки по коже побежали. — Нет моральной проблемы, Танечка. Есть много-много технических проблем и чертова уйма работы по их решению. Сейчас и начнем.
— Прямо сейчас?!
— Обязательно, — оскалился Майзель, достал телефон и начал листать номера в памяти.
— И что, ты можешь вот так, среди ночи, разбудить министра?!
— Если он спит, то разбужу. Ты знаешь, какая у него зарплата? Какой коньяк он пьет? В каких компаниях и с кем проводит время? И какие цыпочки его на всяких саммитах и симпозиумах по спинке гладят? За все надо платить, Танюша. Мы наших чиновников холим и лелеем. Платим им умопомрачительные деньги. Позволяем им расслабляться и наслаждаться на всю катушку. Но и спрашиваем с них за это не по-детски. И много работаем с ними, чтобы они понимали свой и наш маневр. Они солдаты, даже если на них генеральские мундиры. И знают, что если они нас подставят, то мы, не мешкая и не чинясь, моментально намажем им лоб зеленкой. Только так это работает. Так что, если надо, и среди ночи встанут, и с девочки слезут за пять секунд до кончины.
— И нельзя никак до утра подождать?!
— Нет. Потому что это война.
— Ты все время воюешь?!
— Обязательно.
— С кем?!
— С врагами. С лукашенками. С чучмеками. Со всяким дерьмом, которое называет себя оплотом либерализма и демократии, а само только и знает, что набивать себе мошну, отбирая у людей последний заработанный грош. А когда мы их победим, придется воевать с кем-нибудь из бывших друзей, которые сочтут, что при раздаче слонов недостаточно детально учли их интересы. Покой нам только снится, Татьяна.
— Ты…
— Я чудовище. Я знаю. Что выросло, то выросло.
Он кивнул Татьяне и переключился на министра, ответившего так быстро, что стало понятно, — нет, и не ложился еще. Говорил он довольно долго, минут, наверное, десять, если не больше. Корабельщиковым ничего не оставалось, как сидеть и наблюдать за Майзелем, расхаживающим по кухне, словно огромный и смертельно опасный хищник. Теплокровный, но… Татьяна поразилась, как легко льются из него слова на чужом языке, с каким, судя по всему, почтительным и деловитым вниманием слушает его собеседник. Майзель не доказывал и не просил — тон у него был совсем спокойный и при этом вполне директивный. Закончив разговор, он сложил телефон и с удовлетворенной усмешкой посмотрел на гостей:
— Ну, так. Завтра в восемь мы с Корабельщиковым едем в МИД. Думаю, до вечера вряд ли управимся. А то и до ночи… Бой покажет, однако. Танюша, ты с Сонечкой будь, как дома, играйте, купайтесь, смотрите кино и так далее. Если захотите в центр, погулять или за покупками, вызовите такси, расплатишься картой, у нас это просто, — он протянул Татьяне кусочек пластика с ее фотографией на оборотной стороне. — Распишись только, не забудь. С культурной программой придется немного подождать. Если успеем, вечером поедем в гости к величествам, дети поиграют… А теперь идемте, покажу вам ваши покои…
— А ты?
— А у меня полно работы, дружище, — усмехнулся Майзель. — Сейчас самое время с посланником в Канаде пообщаться…
— А когда ты спишь?
— Я не сплю.
— Сейчас самое время с посланником в Канаде пообщаться…
— А когда ты спишь?
— Я не сплю. Меня это отвлекает от дел.
— Ты шизик.
— Я Дракон, — усмехнулся Майзель. — Гей шлуфэн [48] , ребята. Утро вечера мудренее…
Он погасил свет в той части дома, где разместил Корабельщиковых, а сам ушел на кухню. Ни Андрей, ни Татьяна заснуть не могли…
— Корабельщиков… Ты уверен, что это он?
— Это он, — вздохнул Андрей. — Эти словечки, ужимки, интонации, что-то еще, что я не могу передать словами… Это, безусловно, он.
— Но мутировал он просто чудовищно.
— Да? Может быть. Но только это в нем всегда сидело. Да хотя бы то, что все это в Праге… Давно еще, Таня… Так давно это было… Он сказал тогда — это не мой мир… Я чуть не упал тогда, когда это услышал… Интересно, как этот… Похоже, что этот — его… Он сам все это сделал таким… Как это вышло, Таня?!