— И вы полагаете, что подобной формулой можно описать цели, которые я поставил перед собой?
— А разве нет? По-моему, довольно-таки завершенная картинка. Страшноватенькая такая, но зато…
— Подождите, дорогая. И много людей разделяют вашу точку зрения на сей предмет?
— Думаю, значительно больше, чем вы можете себе представить.
— Почему тогда голоса ваших единомышленников так занудно однообразны?
— Ну, это тоже объяснимо. Вы сами довольно однообразны. Потом, вам удалось купить очень многих. Но не всех, поверьте.
— Я действительно что-то важное упустил, — Майзель, прищурившись, посмотрел на Елену. — Что-то ужасно важное, если вы действительно так думаете. Вы действительно так думаете? Или это такая журналистская провокация?
— Журналистика всегда балансирует на грани провокации. Но лишь на грани… Да, я действительно так думаю.
— Но тогда вам должно быть очень страшно. Ведь будучи столь ужасным и хладнокровным чудовищем, я могу легко приказать вас… аннулировать. Вместе с вашим глубоким пониманием ситуации. А?
— Пан Данек. Оперетта — не ваш стиль.
— Обязательно… Пани Елена, я должен вас огорчить. Ну, или, по крайней мере, разочаровать. Я таки буду строить больницу в Катманду. И во многих других местах. И школы тоже. И пансионаты для одиноких и беспомощных стариков. И университеты, в которых не будет юродивых дервишей с Кораном и Марксом наперевес, тоже. И защищать вас от фанатиков, кстати, не только исламских. И учить голодных прокормиться. И разрабатывать сорта сельскохозяйственных культур, которые кушают на завтрак вредителей, а к обеду созревают для уборки. И буренок, состоящих из одного вымени, буду делать. И массу прочих чудовищных вещей. Проблема в том, что это невозможно без суперсовременных технологий, тотального финансового контроля, повсеместной широкополосной связи и королевской воздушной пехоты с тактическим ядерным оружием пятого поколения и космическим базированием. Чтобы всякие дервиши, варлорды, полевые командиры и прочая нежить не смели даже приближаться к моим складам продовольствия и медикаментов. Чтобы знали: тронешь учительницу, священника или доктора, — и все, ты мертвец. Протянешь ребенку гранату — ты покойник. Вякнешь, что я покушаюсь на суверенитет и религиозную свободу, отрубая пальцы виртуозам клитороэктомии — ты труп. Только так это работает, пани Елена. Понимаете?
— Великолепно.
Понимаете?
— Великолепно. Особенно мне понравилось про клитороэктомию. Немного мужчин на свете способны произнести это слово без запинки, и еще меньше представляют себе, о чем, собственно, речь. Браво. Тут я с вами полностью солидарна… А позвольте узнать, для чего вам требуются эти самые трансгенные растения и животные, о которых вы говорите? Неужели для того, чтобы накормить голодных?
— Именно. И чтобы леса в пойме Амазонки не исчезали с такой скоростью. И чтобы на сбор урожая требовалось в разы меньше пресной воды и энергии. И чтобы продукты были дешевыми…
— А о последствиях мутаций вы случайно не забыли?
— Нет. И методики, и подходы, лежащие в основе изучения трансгенных культур и животных слишком молоды и ангажированы для того, чтобы вы и ваши друзья всерьез имели основания говорить о последствиях.
— А вы?
— А я и не говорю, — пожал плечами Майзель. — Мы вкладываем немыслимые деньги в информационные технологии, и могу сказать уже сегодня — последствия хотя и есть, но на много порядков мягче, нежели последствия применения химических удобрений и бесконтрольного расширения посевных и пастбищных угодий. И потом. Человечество уже много тысяч лет питается трансгенной пшеницей и трансгенным мясом трансгенных домашних животных. То, что благодаря современным технологиям нам на создание новых пород и сортов требуются месяцы, а не тысячелетия, мне не может не нравиться. И мне нравится. Вот как хотите…
— Интересно. А почему бы вам не обнародовать столь впечатляющие и утешительные результаты ваших разысканий?
— А все равно не поверят, — он улыбнулся, как будто пошутил. — И убеждать тех, кто против нас просто потому, что мы — это мы, не входит в мои краткосрочные планы.
— Но со мной…
— Ну, вы, — он вздохнул. — Вы, пани Елена, совсем другое дело…
— Это почему?!
— Вы ничего и никого не боитесь. Ни врагов, ни друзей. Поэтому, — он посмотрел на нее так, что Елене опять сделалось не по себе.
— Ну, ладно. Допустим. А что, разве вам это все выгодно?
— При чем тут выгода?
— А для чего же вы так подгребаете под себя все?!
— Для того, чтобы навести хотя бы элементарный порядок. Чтобы контролировать ситуацию, которую контролировать невозможно, не имея своих людей на ключевых постах. Для того, чтобы международный валютный фонд не имел возможности выдавать свои неолибертарианские бредни за рецепты всеобщего благоденствия. Для того, чтобы молодежь не шлялась по городам и весям в драных штанах, растаманских шапках и гантелями в бровях, а шла в университеты и школы, чтобы стать учителями, врачами, учеными, гениями торговли и капитанами производства. Чтобы не размахивала тупыми лозунгами типа «свобода для всех немедленно» или «смерть капиталистам-империалистам». А брала власть в корпорациях в свои руки. Но для этого, моя дорогая, недостаточно влезть на фонарь посреди площади Звезды и вопить благим матом. Нужно учить химию и математику, бионику и сейсмологию, штудировать финансовые дисциплины и зубрить языки. Социокультурную феноменологию, историю и статистику. И прочее. И это, безусловно, куда скучнее, чем размахивать флагами на демонстрациях. Или… А впрочем, не буду об этом…