— Ты думаешь, он и ее подослал? — засмеялся Ботеж.
Вернулась к нему. Представляешь?!
— Ты думаешь, он и ее подослал? — засмеялся Ботеж.
— Это не смешно, Иржи. Это было абсолютно не смешно, могу тебя уверить, — Елена вздохнула. — Мне нужно уехать, Иржи. Пока это не уляжется. Я хочу побыть одна. На людях, но одна, где меня никто не будет о нем спрашивать и так смотреть, словно вот-вот погладит по головке, как маленькую глупую девочку. Пошли меня куда-нибудь. Пожалуйста.
— Если тебе это поможет…
— Поможет.
— Поезжай. Только будь, пожалуйста, осторожна.
— О чем ты?
— Обо всем. Я думаю, что все только начинается…
В этот момент дверь приоткрылась, и в нее просунулась лисья мордочка Бьянки Младешковой:
— Привет… Ой! Ленка! С ума сойти! Ты тут! Ой, чего это делается…
— Кыш, — ласково сказал Ботеж. — Дай поговорить. Потом.
— Потом, потом, — захныкала Бьянка. — Народ там на ушах стоит, вообще… Ленка, чего случилось-то?!
— Ничего не случилось, — повысил голос Ботеж. — Иди работай.
— Ленка, ты зайди, мы там с ребятами кофе пьем… Ладно?
— Я попробую, — вымученно улыбнулась Елена.
— Ну, побежала, — и Бьянка, подмигнув Елене, скрылась по ту сторону двери.
Елена повернулась к Ботежу:
— Что, это правда?
— Ты про что?
— Про стоящий на ушах народ.
— Абсолютная. И не только здесь. Как легко догадаться…
— Мне совершенно точно нужно уехать. Я не могу допустить, чтобы моя личная жизнь была развлечением для публики. Как он мог так поступить, Иржи?
— Он не умеет по-другому, Елена…
— Ага. Масштаб такой.
— Вся страна стоит на ушах. Поверь мне. Никто ни о чем другом даже и не думает. Все дела побросали… И в журнале. И на радио. И я ничего не могу с этим поделать… Как будто оттого, будете вы вместе или нет, зависит, устоит ли мир… Может, и правда, и так это и есть на самом деле?… — Ботеж улыбнулся. — Я вас видел…
— Кого — нас?
— Тебя с ним. Недели три назад, в городе… Он правда чем-то похож на дракона. Он так тебя держал…
У Елены покраснели уши. Она зажмурилась и шумно втянула в себя воздух.
— Прекрати, Иржи. Пожалуйста, не надо. Ты что думаешь, я поправилась? Я никогда не поправлюсь. Никогда. Мне нужно уехать. Сегодня же.
— Хорошо, — Ботеж открыл свой сейф, достал оттуда командировочные бумаги, сел за стол, быстро подписал их и протянул Елене: — Деньги получишь в банке, завтра утром. Сегодня уехать уже никак не получится. У Михалека есть интересный материал в Лагосе, он давно просил меня, чтобы я послал тебя туда. Поезжай.
— Спасибо, Иржичку.
— Будь осторожна. Ради меня, Елена. Если с тобой приключится какая-нибудь неприятность, твой Дракон меня сожрет и косточек не выплюнет. У меня внуки. Слышишь меня?
— Слышу, Иржи.
У меня внуки. Слышишь меня?
— Слышу, Иржи. Обещаю.
— Ну, хорошо. Иди сюда, обнимемся…
Ботеж встал, приобнял Елену, тихонько похлопал по спине:
— Помнишь, я говорил, что уладится?
— Помню. Ничего не улаживается, Иржи…
— Так уладится.
— Да?
— Да, Елена. Иди…
ПРАГА, «GOLEM INTERWORLD PLAZA». ФЕВРАЛЬ
Майзель готовился к утреннему совещанию, когда на экране возникла озабоченная рожа Богушека, глядящего в сторону и нервно теребящего ус, — верный признак нештатной ситуации. Безо всяких вводных он пробурчал:
— Елена вылетает через пару часов во Франкфурт. Оттуда в Лагос. Задержать?
— Нет. Пусть летит. Проследи, чтобы люди в Лагосе ее приняли. Только аккуратно.
— Понял. Так что, задержать?
— Гонта, не трепи мне нервы. Я не могу носиться за ней по всему свету и изображать из себя влюбленного оленя. Набегается — вернется. Или не вернется. Как будет, так будет.
— С каких это пор ты в фаталисты записался? — буркнул Гонта, по-прежнему не глядя на Майзеля. — Ладно. Прослежу… До связи…
Майзель сдержанно кивнул и переключился опять на информканал.
Даже не дав ему закончить дела, на экране снова возник Гонта. Он был в экзоскафандре и при оружии, чем удивил Майзеля чуть не до столбняка.
— Ты чего, братец?!
— Электронная разведка доложила перехват разговора… Во Франкфурте ее встретят моджахеды. За книжку вроде как… Пока никакой связи с тобой не проследили.
— Разверните борт.
— Не успеем. Она не «Богемией» летит. «Богемию» уже давно бы развернул. Люди из диспетчерской службы работают, задержим их в эшелоне минут на сорок, но ты же знаешь, какое движение в воздухе сейчас там… Вроде успеваем… Я лечу во Франкфурт с ребятами.
— Я тоже.
— Я справлюсь, Дракон.
— Это моя женщина, Гонта. И лучше не говори мне ничего…
— Таки да будешь изображать влюбленного оленя, — с непередаваемо местечковой интонацией произнес Богушек. — Ню-ню. Бля, быстрее одевайся, времени ни хуя не осталось!!!
ФРАНКФУРТ-МАЙН. АЭРОПОРТ, ТЕРМИНАЛ 1. ФЕВРАЛЬ
Елена испугалась по-настоящему уже потом, когда все произошло. Это было похоже на мозаичное панно, которое уронил на пол ребенок: она выходит из погранично-таможенного зала… поднимается по эскалатору в кипящее людьми пространство первого терминала… идет вдоль бесконечных киосков регистрации вылетов… двое молодых людей южной наружности обгоняют ее, оглядываются, и в это время она чувствует, как ее берут с двух сторон за руки и крепко держат так, что она не может пошевелиться… крик застревает в легких… берут ее в «коробочку»… еще один молодой мужчина, прямо возле самого ее лица, скалит в бешеной улыбке ровные, крупные, блестящие зубы… нож, даже не нож, а кинжал, он показывает его Елене и что-то быстро говорит на ломаном английском… Ей показалось, что она сейчас умрет. Она уже чувствовала, как расходится ее плоть от холодной стали… И вдруг этот человек, собирающийся убить ее, отлетает в сторону, и больше никто не держит ее, и через долю секунды — Майзель заворачивает ее, как куклу, во что-то плотное и черное, сдавленные крики, глухой металлический стук затворов пистолетов с глушителями, звонкое звяканье стреляных гильз о каменный пол терминала, застывшие в ступоре, насмерть перепуганные люди… Консульский бронированный «Майбах»… Сумасшедшая гонка по пандусам, гостиница, номер, «ночные дьяволы» на балконе и в комнате… Майзель выходит, и появляется Богушек, который не говорит ни единого слова, только сопит и качает головой…