— Мы что-нибудь знаем об этом?
— Намеки, пан Данек… Вы же знаете… Пока отработают переводчики, пока слепим в картинку… Конечно, они что-то затевают. Они всегда что-то затевают…
— Это не ответ, — рявкнул Вацлав. — Вы предупреждены о неполном служебном соответствии. Если у вас мало людей, чтобы эффективно работать с информационными потоками, какого черта не докладывали?!
— Так точно. Виноват, ваше величество.
— Предоставляю возможность исправиться. Сколько еще тау-спутников у нас готовы к запуску?
— Шестнадцать, ваше величество.
— На стапелях?
— Около сорока.
Сколько еще тау-спутников у нас готовы к запуску?
— Шестнадцать, ваше величество.
— На стапелях?
— Около сорока. Степень готовности от семидесяти до… — генерал посмотрел в сторону, видимо, на экран своего ноутбука, — до девяносто двух процентов. В течение трех дней будут готовы еще девять, к шестнадцати, о которых выше докладывал.
— У вас сутки на это.
— Есть сутки.
— Погода в Скайбэе?
— Благоприятная, ваше величество. Транспорт с грузом носителей должен через несколько часов войти в Страндхук.
— Свяжитесь с Квамбингой. Немедленно разгружать и готовить к старту. Спутники по готовности — в Намболу. Эти шестнадцать — прямо сейчас. Генштабу — готовность один, режим работы — круглосуточный по полному штатному расписанию. Десантным подразделениям, ВВС, ракетчикам и космосу — готовность один. Ты, — король показал пальцем на Майзеля, — как приземлишься, сразу ко мне. С Еленой вместе.
— Елена тебе зачем? — удивился Майзель.
— А мне так спокойнее. Пускай вместе с Мариной за детьми присматривает, будет меньше поводов шляться где ни попадя.
— Ваше величество, я…
— Молчать! Ты — такая же подданная, как и все остальные, — взревел Вацлав, похоже, по-настоящему рассердившись. — А я — твой король! Я приказываю тебе прибыть во дворец и поступить в распоряжение ее величества впредь до особых указаний… С вами все.
— Не все, — Елена выпрямилась, слезы высохли, словно их и не было никогда, а ставшие черными от гнева глаза засверкали. — Я не собираюсь исполнять идиотских приказов. Я не солдат, не лакей и не фрейлина, чтобы держаться за юбку королевы. И если у меня слезы близко, это не значит, что я сопливая институтка. Вам понятно, Ваше Величество?!
— Вот это да, — прищелкнул языком Вацлав. — Ну, ты и распустил ее, Дракон…
— Она такая, величество, — сияя, кивнул Майзель. — Что выросло, то выросло. И не была бы со мной, а я — с ней, будь она другой…
— Запомните. Вы. Оба, — отчеканила Елена. — Я была, есть и буду с тем, с кем хочу, когда хочу и сколько хочу. Я не ваша. Я не твоя. Я ничья. Я сама. Своя собственная. Понятно вам?!
Богушек, генералы и спецназовцы слушали это, разинув рты и буквально остолбенев. Дракон и король слушали тоже. Господи ты Боже мой, подумал Гонта, да кто же эта женщина?!.
— Княгинюшка, — ласково сказал Вацлав, и Елена вздрогнула, потому как и не предполагала, что король умеет разговаривать таким голосом. И никто в жизни никогда еще ее так не называл. — Да брось ты, Христа ради. Мы же любя… Ты нас до смерти напугала. Приезжай, пожалуйста. Ты нужна сейчас королеве. А королева — тебе. Твой король просит тебя, дорогуша. Приедешь?
— Приеду, Ваше Величество, — смущенно сказала Елена. — Когда Вы просите, я не могу Вам отказать…
— Ну, славно, — прянично улыбнулся король и, подмигнув Майзелю, рявкнул: — Отбой!!! Объявляю экстренный сбор комитета начальников штабов…
Экран погас, и Майзель улыбнулся:
— О! Ты это видела?! А ты — креатура… Как бы не так! — и он двинул кулаком воздух.
И столько настоящей, чистой радости было в этом совершенно мальчишеском жесте, что Елена не выдержала и засмеялась. Снова сквозь слезы.
ПРАГА. ФЕВРАЛЬ
Потом они — как всегда, на сумасшедшей скорости, оглашая окрестности ревунами сирен и освещая округу сполохами проблесковых маячков и ксеноновых стробоскопов — неслись колонной во дворец, где Елена осталась с Мариной, а Майзель ринулся в Генштаб, где ждал его король… Во дворце было, как обычно, довольно безлюдно. В парке, где Марина гуляла с младшими детьми, кажется, даже не усилили охрану… Здесь, в Праге, впрочем, абсолютно некого было бояться. Ни один, как выражался Майзель, чурка или чучмек не мог переступить границ «христианнейшего королевства Европы». Когда-то Елену это приводило в бешенство. Но с некоторых пор, — после трагедий в Косово и Алжире, после 11 сентября, когда начиненный «семтексом» крытый пикап взорвался в подвальном гараже Нью-йоркской Фондовой биржи, похоронив под обломками исторического здания почти тысячу человек, после всего, что увидела она в Чечне и Ливане, и что вылилось из нее в книгу о современном исламе и его адептах — она поняла, от какой напасти спас страну король, раз и навсегда выставив это зверье за дверь и не оставив ни одной щелочки, в которую они могли бы просочиться…
Королева встретила ее так, словно они расстались вчера. И продолжила какую-то из множества их бесед, — несмотря на разницу во взглядах и положении, обе они ощущали глубокую симпатию друг к другу. И девочки обрадовались ей… И Елену чуть отпустило.
Они поужинали вместе с детьми и уложили девочек спать. Марина всегда старалась сама заниматься с детьми как можно больше, и это получалось у нее, вопреки занятости и напряжению, рождаемым ее ролью в обществе… Елена всерьез привязалась к королевской семье, несмотря на все свои прежние настроения, эти люди очаровали ее своей поистине царственной простотой и достоинством, с которым они несли бремя короны. И они так любили Данека… Вацлав и Марина были среди тех немногих, с кем он переставал быть Драконом и становился совсем человеком.