Едва они поднялись на борт, как «Сирокко» тотчас же начал рулежку на взлет, и буквально через три минуты они были в воздухе. И только увидев в иллюминатор приветственное покачивание крыльев взявших их под охрану — со всех сторон, сверху и снизу — «Фалконов» Королевского воздушного флота, Майзель перевел дух:
— Ну, так. Ориентирую. Зверьки затащили в катакомбы под Римом полдюжины портативных атомных фугасов, которые купили в бывшем Союзе. Один из них — прямо под Святым Петром. Наши люди уже работают, позвони премьеру, Рикардо, скажи, что будет немножко жарко…
Понтифик осенил себя крестным знамением:
— Надо эвакуировать город…
— Нельзя эвакуировать трехмиллионный город, — рявкнул Майзель. — Они рванут свое дерьмо, как только объявят эвакуацию. Нельзя мешать нашим ребятам. Все будет сделано как надо, Рикардо. Просто позвони и скажи, что ты в безопасности.
— А Вацлав?
— У Вацлава хватает фронтов, дружище.
— Ты уверен, что это все? — подала голос Елена.
— Нет. Не уверен. Мы прочесываем сейчас все, что можем. Люди из спецназа разведки уже работают в Италии. Много. Но и страна немаленькая, Елена.
— Нам меньше всего нужна сейчас война миров…
— Война миров всегда нужна меньше всего, дорогая. Проблема в том, что, когда она стоит у твоего порога, уже не спрятаться и не отвертеться. Если бы я хотел ее начать, я не стал бы суетиться и спасать друзей, а дал бы бомбам взорваться. И получил бы отличный повод закончить историю ислама на этом шарике. Но я так не сделал, за что ожидаю от тебя как минимум горячего поцелуя… Я думаю, что мы потянем еще какое-то время, но долго не получится.
— Ну, поцелуй я тебе обеспечу, — Елена улыбнулась, хотя весело ей не было абсолютно. Просто он был совершенно неисправим.
— Не забудь, ты обещала, — он уткнул в сторону Елены указательный палец и сделал им круговое движение. Елена довольно чувствительно шлепнула его по руке.
Понтифик с улыбкой наблюдал за их пикировкой. Несмотря на разворачивающиеся события, он сохранял подобающее ему достоинство и самообладание.
— А может, все-таки ебнуть? — задумчиво сказал вдруг Майзель по-русски.
Елена поняла и с иезуитской усмешкой тут же перевела фразу на чешский. Постаравшись при этом как можно точнее сохранить дух оригинала.
— Не нужно, я понимаю, — понтифик укоризненно покачал головой. — Перестань, Даниэле.
— Он понимает, — кивком подтвердил Майзель. — Его Святейшество свободно говорит на двух десятках языков и понимает еще как минимум сорок… Я не перестану, Рикардо.
— Его Святейшество свободно говорит на двух десятках языков и понимает еще как минимум сорок… Я не перестану, Рикардо. И вообще это не я, забыл? Это они. Звони премьеру.
Закончив короткий разговор, понтифик сложил телефон и опять спрятал его куда-то в складки сутаны:
— Что ты собираешься делать?
— Я собираюсь поселить тебя у себя дома, пока не вычистим город от бомб и от этой мрази. А потом… Бой покажет. — Он повернул голову к Елене: — Помнишь наш самый первый разговор?
— Еще бы.
— Я оказался пророком.
— Тебя это радует?
— Меня это приводит в неописуемый восторг, — оскалился Майзель.
— Как ты собираешься узнавать…
— Лучше не спрашивай, Елена. Есть вещи, которые не стоит знать, потому что они лишают покоя навеки.
— А ты?!
— Я и так не сплю, — он усмехнулся, и Елену опять от этой усмешки едва не замутило.
— Да перестаньте же, дети мои, — вздохнул понтифик.
— Я не могу. Остапа несло… Я так расслабляюсь. Просто очень страшно, дружище.
— Всем страшно, Даниэле.
— Ну… Не всем. Зверькам не страшно. Ну, ничего. Мы до них доберемся. Я сейчас тебе одну вещь скажу, ты не сердись на меня, хорошо? Если бы не Елена, мы могли бы опоздать…
— Данек!
— Я сорок лет Данек. Она спасла нас, Рикардо. И когда-нибудь нам придется вернуть ей этот должок, друг мой…
— Не слушайте его, Ваше Святейшество. Это нервы. Это просто нервы… Если я сейчас разревусь, ты будешь крайний, понятно?!
— Ну, нет, дорогая, только не сейчас! Продержись хотя бы до посадки…
В это время ожил инфотерминал, и на экране возникло лицо короля:
— Все в порядке?
— Тебе уже доложили, что все в порядке, — буркнул Майзель. — Ты им не поверил, да?
— Не хами своему королю, засранец, — покачал головой Вацлав. — Как приземлитесь, сразу ко мне… Добро пожаловать, падре!
— Спасибо, сын мой.
— Я отвезу святейшество к себе. Ему нельзя появляться сейчас на публике, кто-нибудь обязательно проболтается…
— Что бы я без тебя делал, золотая ты моя жидовская морда, — ласково сказал Вацлав. — Конечно. Я сам подскочу.
— Новости с фронтов?
— Пока без эксцессов.
— Ну, хоть так…
— Елена…
— Да, Ваше Величество?
— Моя жена интересуется твоим самочувствием.
— Я в полном порядке, Ваше Величество. Большое спасибо.
— Смотри у меня, — король погрозил ей пудовым кулаком и ухмыльнулся такой солдафонской ухмылкой, что у Елены покраснели мочки ушей.
Понтифик переводил взгляд с терминала на Елену, потом на Майзеля и обратно. И, наконец, улыбнулся:
— Друзья мои, а соблаговолите-ка пояснить мне, что тут творится…
— Ничего страшного, Ваше Святейшество, — голос Елены предательски дрогнул, — просто эта говорящая ящерица, — она показала пальцем на Майзеля и перевела его на терминал, где крутилась заставка в виде стилизованной буквы «G», — и этот коронованный солдафон хотят меня уморить, наверное… Я за всю мою предыдущую жизнь столько не ревела и не хохотала, как за последние полгода с хвостиком.