Год Дракона

— Согласна. Ведите, я плохо здесь ориентируюсь. А вы?

— Я везде как дома. Прошу, — Майзель галантно отставил локоть, приглашая Елену взять его под руку.

Поколебавшись секунду, Елена воспользовалась приглашением, и Майзель повел ее к выходу.

Они вышли из парадного. Его машина стояла прямо перед ступеньками. Елена поняла, что это его машина, только когда он открыл дверцу, приглашая ее присесть внутрь. Этот грациозно-бесшумный на вид, хотя и огромный при этом, как танк, с непонятным образом закрепленным на крыше агрегатом из зализанно-обтекаемых полицейских мигалок, на четырех гигантских колесах, с зеркально-непрозрачными стеклами снаряд для передвижения из точки А в точку Б соответствовал своему хозяину так, что Елена усмехнулась:

— А вот и дракономобиль…

— Мне тоже нравится, — кивнул Майзель и сделал рукой приглашающий жест: — Прошу вас, дорогая.

Внутри Елену ждало удивление, смешанное едва ли не с разочарованием: комбинированный кожаный салон, очень добротно сделанный, — не роскошно, а именно добротно, и никаких шедевров мастеров-краснодеревщиков или ювелиров. Мягкая голубовато-белая подсветка приборов, светящиеся красные стрелки, полированные титановые вставки в «торпеде» и дверях, — красиво, изысканно, но не вызывающе.

— Я видела это на улицах… Я думала, это что-нибудь из службы сопровождения королевских выездов…

— Пушка, — Майзель с любовью, поразившей Елену, огладил ладонями рулевое колесо. — Одно из немногих удовольствий, которые я могу, хочу и люблю позволять себе — это прохватить с ветерком…

— Ну да. Какой же русский не любит быстрой езды, — даже не путаясь в ударениях, по-русски сказала Елена.

— Ах вы, колючка, — усмехнулся Майзель. — Все-то вам известно…

ПРАГА, «GOLEM INTERWORLD PLAZA». ИЮНЬ

Они проехали по затихающему с окончанием дня городу, нырнули внутрь необъятного здания. Майзель припарковал машину в огромном пустом гараже, помог Елене выйти и направился с ней к лифту, который открывался только его рукой и вел прямо к нему в приемную.

Он помог Елене снять плащ и жестом пригласил ее вглубь кабинета. Она направилась к мягкому углу, непроизвольно оглядываясь, пытаясь увидеть границы помещения, окутанного изысканной игрой света и теней.

— Что? Великоват? — усмехнулся Майзель.

— Да нет… По Сеньке шапка, наверное, — усмехнулась в ответ Елена. — Ах да, простите. Я совсем забыла поблагодарить Вас за то, что Вы согласились на беседу со мной, невзирая на всем известную нелюбовь к журналистам…

— Пожалуйста. А кто вам сказал, что я не люблю журналистов?

— Хорошо. Сформулируем это иначе — вы тщательно избегаете контактов с журналистами…

— Это же совсем другая разница, моя дорогая, — Опять эта усмешка, подумала Елена, смотри, всезнайка какой… — Дьявол прячется в деталях, не правда ли? И потом, журналист журналисту — рознь… Да, я действительно избегаю любых журналистов.

А кто вам сказал, что я не люблю журналистов?

— Хорошо. Сформулируем это иначе — вы тщательно избегаете контактов с журналистами…

— Это же совсем другая разница, моя дорогая, — Опять эта усмешка, подумала Елена, смотри, всезнайка какой… — Дьявол прячется в деталях, не правда ли? И потом, журналист журналисту — рознь… Да, я действительно избегаю любых журналистов. Мне пришлось в начале моих многотрудных взаимоотношений с прессой настоять на собственной модели работы с масс-медиа. Эта модель очень проста: я использую масс-медиа по своему усмотрению и в своих целях, а масс-медиа меня — нет… Фигурантам следовало однозначно уяснить, что я не являюсь субъектом глобальной игры пресса версус знаменитости «поймай меня, если сможешь». Для этого пришлось разорить несколько медиа-компаний и прострелить несколько коленных чашечек и даже черепов… Но в итоге все, кажется, поняли, что я не шучу. И моя настойчивость — вовсе не результат некоей трансцендентной злобности и неуважения к свободе слова. Просто мои жизнь и деятельность не терпят суеты и огласки.

— Наслышана, — Елена тоже усмехнулась.

— Чудесно. Видите ли, дорогая, — свобода слова и информации не могут быть сами по себе священными коровами. Это миф. Священных коров нужно резать, жарить и с большим аппетитом кушать, иначе всем нам придет конец… Но это так, к слову. Информация и свобода ее распространения обязательно должны быть ограничены. Идея о том, что все люди равны в праве получать и распространять информацию, вредна и разрушительна. Как вы полагаете, пани Елена, — наши противники, в том числе и террористы, — читают газеты, смотрят телевизор, имеют возможность выходить в Интернет?

— Что за глупый вопрос?!

— Это не глупый вопрос. Это вопрос, который должен заставить задуматься.

— Меня?!

— Не только.

— Задуматься о чем? Или над чем?

— Над тем, что такое информация? Свобода слова? Они нужны для чего-то или представляют собой некую самоцель, чистое искусство?

— Разумеется, не самоцель. Если мы не говорим о желтой прессе. Это инструмент общественного контроля.

— Контроля чего?

— Ваших международных авантюр, например.

— Нет, минуточку. К международным авантюрам мы еще вернемся. То есть вы согласны, что информацию, находящуюся в открытом доступе, могут получить все желающие?

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223