А даже если бы и были такие места… За последнее столетие монархи, за редкими исключениями, превратились скорее в аттракцион для подданных… А он — он бы не смог служить аттракционом для толпы. Он воин, он вождь… Я всегда это знала. Я полюбила его, потому что он так был не похож на светских мотыльков, окружавших меня с самого детства… Я очень люблю его, Елена. Когда мы познакомились с Майзелем, у нас уже было двое детей, и мой муж неотвратимо погибал от невозможности быть тем, кем он рожден был стать. Я ничего не могла с этим поделать. Я не могла его спасти. Его ничто не могло спасти, потому что у него была злокачественная опухоль мозга. И тут появился Данек. Со своим сумасшедшим планом. Невероятным, невозможным, немыслимым в своей несбыточности. Но я — сама не знаю почему — я вдруг поняла: если что и может спасти моего мужа, моего любимого, самого дорогого для меня на земле человека, отца моих детей — это Данек со своим планом. И я кинулась в это. Очертя голову… И Вацлав… И на очередном обследовании мне сказали, что опухоль перестала расти. А потом… Ты помнишь, наверное, тогда Народное собрание настояло на тщательнейшем медицинском освидетельствовании претендента на престол… И при обследовании не нашли даже следа этой ужасной опухоли. Даже следа не осталось, понимаешь ли ты это, дорогая?
— Он… знал?
— Кто? Данек? Конечно. Разве мы могли ему не сказать? А он махнул рукой и сказал, что рассосется. И оказался прав. Когда я узнала о результатах томографии, я чуть с ума не сошла. А он… Плечами пожал, знаешь, как он умеет: «Я же говорил — рассосется…» Я надеюсь, ты теперь лучше понимаешь, как мы относимся к Данеку и почему…
— Марина… Ты не думаешь, что людям следовало бы знать о таких вещах?
— Нет, Еленушка, не думаю. Пусть люди спят спокойно. И слушают только добрые сказки о королях и принцессах… Дорогая, ты представь себе только: этот человек придумал работу для целого народа на многие, многие годы. На десятилетия. И это так увлекательно и приносит такие результаты, что к нам хотят присоединиться еще и другие. Думаешь, случайно у нас и самоубийств-то нет почти, особенно среди молодежи в возрасте до сорока? Своими идеями он дал шанс стольким людям состояться, найти свое призвание, возможность получать достойное вознаграждение за свой труд… Мы были задворками советской империи, а стали за каких-то полтора десятка лет великой страной. Ты знаешь, что он сделал? Он вернул людям идею. Не просто идею, а идею нации. Сформулировал ее предельно четко. Мы — двигатель прогресса. Мы мотор человечества. Его авангард. Мы богаты и счастливы не затем, чтобы обжираться пончиками и черной икрой, а чтобы донести богатство и счастье всюду, в самые далекие уголки земли. Он помог нам достать из ножен понятие долга, чести и отечества, про которые мы потихоньку начали забывать, и как засверкало все это снова! Благоденствие, демократия… Это же пустопорожние заклинания, Елена. Зачем нужны деньги? Чтобы они были? Чтобы хорошо жить? А для чего это — хорошо жить? Это же страшно — просто хорошо жить. От этого люди из окон выбрасываются. Человеку обязательно нужно что-нибудь делать. Что-то открывать. Куда-нибудь лезть. Что-нибудь пытаться раскопать и узнать, чего еще никто до него не пытался.
— Но не могут же все это делать? Абсолютно все?
— Почему же? — удивилась Марина. — Да запросто.
— А ты?
— И я. Я открываю людей в своих детях. Выкапываю, отряхиваю, привожу в порядок. Рассказываю, как нужно, что такое хорошо и что такое плохо. Вацлав занят, он служит своему народу. И я должна служить, — служа своим детям, своему мужу, я служу своему народу.
Вацлав занят, он служит своему народу. И я должна служить, — служа своим детям, своему мужу, я служу своему народу. Чехи — мой народ, потому что я люблю моего мужа, и я с радостью служу им, и знаю — когда придет время Яну сменить отца на посту монарха, он будет к этому готов. А без меня это было бы вряд ли возможно. Это все и есть долг, дорогая, — Марина улыбнулась.
Невероятно, подумала Елена, во все глаза рассматривая королеву. Просто невероятно… Никакого пафоса нет и в помине. Никакого позерства. Прямо так вот и думает, как говорит, и делает так. Это что же, все короли теперь такие?
Елена даже не заметила, как произнесла последние слова вслух.
— Не знаю, — покачала головой королева. — Не знаю, Еленушка. Я — такая. И Вацлав такой. Про остальных, которых Данек нашел, тоже могу смело сказать — да, и они такие. Мы все люди одной серии, одной обоймы. И по возрасту, и даже по росту… Он ведь моложе нас почти на десять лет, уже практически другое поколение, но он — тоже из наших. Такой же одержимый, как наши мужчины. — Это они такие, как он, это ведь он все устроил, промелькнула у Елены мысль. — Он все нам отдал, Елена. Нет у него ничего, понимаешь? Все отдал людям. И ничего не просит взамен.
— Господи, — выдохнула Елена, — да разве же можно так жить?!
— Только так и можно, дорогая. Только так. Смотри, какую он команду собрал. Как тащит это все наверх, к свету… И не на костях людей, а вместе с людьми и для людей, что невероятно, чудовищно важно… Вот как все повернулось…