— И во сколько тебе все это обошлось?
— Да какая разница?!. Андрюшка, ты пойми… Цель состояла в том, чтобы доказать всем: много денег — всего-навсего инструмент для того, чтобы делать какие-то очень правильные вещи. Чтобы людям жилось удобно в этом мире, понимаешь? Я знаю, что мало кто в это верит. Мало кто допускает, что мною двигают какие-то иные мотивы, кроме страсти к наживе и жажды власти. Именно поэтому я никогда и никого не пускаю внутрь. И все, кто работает у меня и на меня, знают: разговоры — это смерть. Совсем без утечек не бывает, конечно. Но мы это, в общем и целом, контролируем. Пусть думают, что хотят, пусть строят любые гипотезы… Но никто и никогда не услышит от меня ни слова в свою собственную защиту. Я не собираюсь оправдываться, — потому что мои друзья, мой король и очень многие здесь знают, как обстоит все на самом деле. На остальных мне, в общем-то, плевать. Я тебе больше скажу, Дюхон. Я думаю, что если бы все поняли, что и зачем я делаю, то они бы жизни не пожалели, чтобы мне помешать. А так… Пусть думают, что мы мафия. Очень многим людям гораздо легче поверить в злой умысел, нежели в добрый. Тем более, что методы у нас, как говорится, спорные. Ну, ничего. Бой — он все покажет. И показывает… Приехали!
ПРАГА, «GOLEM INTERWORLD PLAZA». МАРТ
Кабинет Майзеля произвел на Андрея неизгладимое впечатление: огромный, наверное, на пол-этажа центральной башни, основание которой — квадрат со стороной метров сто, если не больше, везде стекло, металл и кожа, ни одного телефона — только три громадных ЖК-панели на столе… Впрочем, столом это можно было назвать лишь по привычке. Это была какая-то конструкция, которая росла, казалось, прямо из пола, и имела такие размеры, что сидеть там было бы впору самому что ни на есть настоящему дракону. Ну, и кресло, конечно… Чудеса современной эргономики. Взгляд его свободно скользнул — еще раз — по необъятному окну в целую стену, по матово-черной панели другой стены, служившей наверняка еще одним экраном, по гигантскому столу для совещаний на полсотни посадочных мест, по мягкому углу с огромным и замечательно уютным на вид С-образным диваном из нежной кожи цвета слоновой кости… Здесь вообще было удивительно светло.
Взгляд его свободно скользнул — еще раз — по необъятному окну в целую стену, по матово-черной панели другой стены, служившей наверняка еще одним экраном, по гигантскому столу для совещаний на полсотни посадочных мест, по мягкому углу с огромным и замечательно уютным на вид С-образным диваном из нежной кожи цвета слоновой кости… Здесь вообще было удивительно светло. Андрей не сразу разобрал, что вся эта игра света умело скомбинирована из естественного источника — окна и множества искусно припрятанных светильников. Майзель легонько подтолкнул его к дивану:
— Нравится?
— Честно?
— Обязательно.
— Крышу срывает. Понятие «нравится — не нравится»… Иррелевантно.
— Спасибо.
— Не за что. Ты действительно изменился ужасно. Я себе представляю, что подумал бедный Ярухито, когда сюда попал…
— Превосходное наблюдение. Именно на такой эффект это и рассчитано. Не хочешь душ принять с дороги?
— Тоже здесь?!
— Я тут живу, — вздохнул Майзель.
— Что, постоянно?!
— Ну… почти.
— Нет. Нет, нет… Этому завидовать нельзя. Это просто бред. Ты что, правда один?!.
— Обязательно. Один, как перст. Друзья, единомышленники, соратники, сотрудники, секретари, охрана, и курьеры, курьеры, курьеры… Дракон должен быть один. Иначе — какой же это дракон?
— Похоже, ты на самом деле от этого не в большом восторге…
— Ну, дружище, ты просто наступил на мою любимую мозоль.
— Извини, — Андрей испытующе посмотрел на Майзеля. — Может, расскажешь?
— Да нечего рассказывать, — Майзель пожал плечами, сел наискосок от Андрея и нажал какую-то кнопку. Столешница «журнального» столика разъехалась, открыв причудливо подсвеченные бар и холодильник. — Что пить будешь?
— Все равно…
— Тогда коньячку?
— Давай коньячку…
Майзель разлил по широкобедрым бокалам маслянисто-янтарный напиток, достал лимон, сыр, ловко приготовил по «канапе имени Николая Второго» [18] — в просторечии «пыж гвардейский» — себе и Корабельщикову:
— Ну… лэхаим [19] , дружище…
— Лэхаим, — усмехнулся Андрей. — Ну, лэхаим, значит… — Он отхлебнул, посмаковал вкус и послевкусие. — Что это за нектар?
— Что-то из королевских запасов. Я в этом ни черта не смыслю. Вацлав — да. Все ж таки воспитание, сам понимаешь…
— Вы правда такие друзья?
— Мы правда такие друзья, — кивнул Майзель. — Я его тоже спас. А потом мы стали друзьями. То есть сначала стали… но это неважно. Важно, что мы продолжаем ими быть. Когда мы все тут перевернули… Когда он стал королем… Он спросил: что я могу для тебя сделать? Я сказал: останься моим другом и помогай мне. Потому что большей награды для меня не может быть… Так и произошло. И я нахожу это замечательным. Он великий человек. И я столькому от него научился, что это словами и рассказать невозможно. Если б не он, не его воля и разум, ничего этого не было бы, Дюхон.
Он — мое самое главное сокровище, мой клад. А, кроме того, — я его люблю просто, на самом деле…
— Как все, что мы создаем своими руками…