— Вот как?
— Но я не имею права решать это. И он не имеет права. Никто, кроме Создателя, не имеет на это права.
— Почему он сам не прилетел, если он такой смелый?
— Он не может с вами разговаривать. После всего, что вы сделали…
— Я ничего не делал ему лично.
— Зачем вы штурмовали посольство?
— Зачем-зачем, — скривился Лукашенко. — Деньги нужны, вот зачем. Наличные. Доллары. А то ваш Майзель все забрал… Все каналы перекрыл, все счета… Как будто это его собственное…
— Какие… деньги?!
— Деньги, которые были в сейфах вашего посольства.
Сто семьдесят миллионов долларов.
Ах ты, тварь, подумала Елена. Вот оно что… Суверенитет, государство… Все дерьмо. Деньги. Пиастры. Тварь…
— Сумасшедшие деньги, — она усмехнулась. — Только из-за этого?! Сколько же ваших солдат погибло при штурме?!
— Не ваше дело. Ваши-то все живехоньки выскользнули…
— Зачем вы приказали убить Корабельщиковых?
— Я приказывал… Я хотел…
— Вы хотели сделать ему больно. И вы приказали убить Корабельщикова. Но ваши люди хорошо понимают ваши приказы, Александр Григорьевич. Поэтому они убили не только его, но и его жену и их неродившегося ребенка. И девочка их уцелела совершенно случайно. Вы думаете, он может разговаривать с вами после этого?
— Я не знал. Мне потом доложили… Они готовили переворот, я только защищался…
— Ну конечно. Вы всегда защищаетесь. Вы говорите так потому, что даже сейчас не осознаете по-настоящему всей ответственности за свои поступки. Вы действительно похожи на ребенка, вы инфантильны и жестоки, как ребенок, которому так и не объяснили, что такое хорошо и что такое плохо и что есть Бог, который все видит. Именно поэтому я здесь. Чтобы помешать ему убить вас, в том числе и за это. Когда вы будете сидеть один на берегу моря, вы, быть может, поймете когда-нибудь, что вы натворили. И тогда вам самому не захочется жить. Но это потом. Не сейчас. Увы, не сейчас…
— Вы хотите, чтобы меня замучила совесть?
— Я хочу, чтобы она проснулась. А там будет видно.
— Ну, если она до сих пор не проснулась…
— До сих пор… Ваша жизнь никогда еще не стояла так близко к смерти, как теперь, Александр Григорьевич.
— Вы мне угрожаете?!
— Нет. Я пытаюсь до вас докричаться.
— Вы его очень любите, — нахмурился Лукашенко.
— Иначе меня не было бы здесь.
Он долго смотрел на нее, играя желваками. Что-то происходило с ним. Что-то важное… И вдруг он спросил:
— А меня вы могли бы так полюбить?
— Вы так и не встретили свою женщину, — тихо проговорила Елена. — И поэтому, — не только, но и поэтому тоже, — с вами случилось то, что случилось. Мне жаль вас…
Мне повезло, подумала Елена. Не знаю, чем я заслужила это, но я встретила своего мужчину. И неважно, как сложится теперь, потому что самое главное в моей жизни уже произошло… Она вдруг вспомнила, как Марина сказала тогда: «Я женщина одного мужчины». И поняла, что и сама всегда была такой. Просто не знала этого раньше…
— Послушайте меня и себя, Александр Григорьевич. И поверьте, потому что я ваш единственный шанс выжить. Если я пообещаю вам жизнь… Он знает, что я не прощаю обмана, и он не посмеет меня обмануть, — ведь тогда я не смогу его больше любить.
— Это чепуха.
— Для вас — возможно. Но не для него.
И то, что он подарит тебе жизнь, и будет его самой большой победой над тобой, подумала Елена. И не суть важно, что будет потом…
— Какие у вас полномочия?
— Любые.
— От него?
— И от него, и от его величества.
И не суть важно, что будет потом…
— Какие у вас полномочия?
— Любые.
— От него?
— И от него, и от его величества.
— Он всегда убивает своих врагов.
— Всегда убивал. Потому что рядом не было меня, его женщины, и никто не смел потребовать от него милосердия. А я смею.
— А россияне?
— Об этом не беспокойтесь. Они урегулируют с Россией все, что потребуется. И не только с Россией…
— Откуда вы знаете? У вас есть связь?
— Обязательно, — усмехнулась Елена.
— Чего вы хотите взамен?
— Скажите, где наши дети. И уходите. Все кончено, вы что, не понимаете?
— Ничего еще не кончено. Пока эти… эти ваши дети… Пока вы их не вытащите, вы ничего не станете делать. Вы не можете. Вы сами себя поймали в ловушку… С этими вашими играми в благородство и справедливость…
— Ну, не вам попрекать нас этим. Говорите.
— Сначала вы говорите, что вам известно. Что за игра такая…
— Значит, вы чувствуете?
— Да. Я чувствую. Действительно чувствую. Что у вас есть?
Когда Елена замолчала, повторив все, что сказал ей Майзель, то увидела, как осунулся и позеленел Лукашенко. И поняла, что угодила в цель.
— Кто из моих людей в этом замешан?
— Ваш Садыков. Он работает на самом деле не на российскую разведку, Александр Григорьевич. На саудовскую.
— Что за чепу…
— Увы. Это не чепуха. Они хотят столкнуть лбами нас и русских. Здесь, на вашей земле, на беларуской земле. И я хочу услышать от вас, как он собирается это сделать.
— А от него самого не хотите?
Лукашенко усмехнулся, — опять шевельнулись усы, что ты за таракан поганый, подумала Елена, неужели никто ни разу не сказал тебе, что ты похож на мерзкого, огромного, жирного таракана с этими серыми усами, — сказал в переговорное устройство:
— Садыкова позовите… Что? А где он? Найдите, вы что, совсем охуели?!