— Молчи. Не надо. Не кличь беду, Данек, — Вацлав взял Майзеля за плечо, сжал, сильно встряхнул. — Мы их вытащим. Клянусь моими детьми. Мы их достанем…
Они стояли, молча глядя друг на друга. В этот момент звякнул телефон Майзеля.
— Человечка тебе послал с экранчиком, — проворчал Богушек. — Будешь смотреть на свою пеночку-Еленочку, пока не повылазит.
— Гонта.
— Чего?!
— Я тебя люблю.
— Па-а-аш-шел в жопу!…
Майзель закрыл телефон:
— Огромная страна. Огромный аппарат, на редкость неэффективный. Он ничего не сможет сделать, величество, тем более — так быстро.
— Ну, пусть хотя бы попытается.
— Я не понимаю их, — пожаловался Майзель. — Мы же за них, на самом деле. И в Чечне…
— И разбомбили иранский реактор.
— Они должны понимать, почему и зачем.
— Слишком много всего, друг мой. Слишком много. Ты сам говоришь…
— Они никогда не простят нам того, что мы вышибли их отсюда. И чем больше у нас получается, тем больше они нас ненавидят. За то, что мы больше никогда не допустим ни Будапешта пятьдесят шестого, ни Берлина шестьдесят первого, ни Праги шестьдесят восьмого…
— Это не русские, Данек. Это пена.
— Я знаю, знаю, величество. Сначала Ленин. Потом Сталин. Потом эти. А где же русские? Почему их не видно, не слышно? У меня нет на них сил…
— Ты не Иисус, — усмехнулся король. — Ты не Христос, хоть и еврей. Ты и так жених на всех свадьбах…
Кроме своей собственной, подумал Майзель. Но промолчал.
— Набери мне Елену, — сказал Вацлав.
— Зачем?!
— Не задавай глупых вопросов. Это я главнокомандующий всеми вооруженными силами страны. А она сейчас — возможно, главное оружие. Набирай…
ЕЛЕНА, 18 МАЯ. НОЧЬ
Елена сидела на переднем сиденье пожилого «Фольксвагена», на котором ее вез от Белостока к границе офицер польской разведки, когда услышала звонок. Поколебавшись, она решила все же снять трубку:
— Я же просила… — начала она.
— Здравствуй, княгинюшка, — сказал Вацлав.
— Здравствуйте, ваше величество, — вздохнула Елена. — Тяжелая артиллерия вступила в бой, да? Я не вернусь.
— Тяжелая артиллерия вступила в бой, да? Я не вернусь.
— Знаю. Я хочу скоординировать усилия, дорогуша.
— Ваше Ве…
— Цыц. Ты смелая, а я — хитрый. Слушай…
— Нет. Это вы послушайте меня, ваше величество.
— Ныряй, дорогуша.
— Я уже один раз оказалась права. Вы меня послушались и не пожалели об этом. Послушайтесь еще раз.
— Говори, — король включил громкую связь, чтобы Майзель тоже слышал.
— Кто-то вмешался в игру. Я не знаю, кто. Включите все свои мощности, все, что у вас есть, потому что если этот кто-то доведет свою партию до конца, будет какой-то ужас. Я чувствую, ваше величество. Просто поверьте мне.
— Почему молчала?
— Я… Нет никаких доказательств.
— Неважно… Хорошо. Что ты собираешься делать?
— Я знаю кое-кого в Минске. Коллеги… Может быть, они слышали что-то. Не может быть, чтобы никто не знал… Это не Лукашенко, ваше величество. Это не его масштаба комбинация. Они же явно хотят нас втравить в полноценную войну, вы что, не понимаете?!
— Спокойно, княгинюшка. Наши примут тебя на той стороне. Я скомандую сейчас, чтобы разведподразделение передали в твое полное распоряжение. Будь осторожна и держи нас в курсе. Можешь через них, можешь сама, если разделитесь. Лучше сама, потому что у ребят субординация. Я сейчас попробую проверить твою догадку…
— Я…
— Ты молодец, княгинюшка. Тебе привет от твоего мужика. Ты держись там, ладно?
— Он слышит?
— Конечно, слышит.
— Пусть не задается, — Майзель, словно наяву, увидел ее улыбку. — Я справлюсь. И вернусь. Обязательно. До свидания, мальчики…
ПРАГА, БОЛЬШОЙ КОРОЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ, 18 МАЯ. НОЧЬ
Вацлав сложил аппарат и посмотрел на Майзеля:
— Как ты думаешь, куда это мы вляпались?
— А в дерьмо, величество.
— Это ясно. Давай-ка я пойду, потормошу разведчиков. И израильтян, потому что без их сети чучмеков не достать…
— При чем тут чучмеки? — Майзель нахмурился. — А мне что делать?
— А ты думай, Данек, думай, потому что я не знаю, при чем тут они. Но в прошлый раз это были они. Просто по аналогии, хотя последнее — и не доказательство. И далеко не убегай, потому как я через три часа упаду замертво, и надо ж кому-то принимать командование… Сиди на ус мотай.
— Какой их меня главнокомандующий… — махнул рукой Майзель.
— Это точно, — усмехнулся король. — С одной бабой, которая ко всему еще и влюблена в тебя, как кошка, и то не можешь справиться… Пошли работать.
Они спустились в командный зал Генштаба, прошли через основной зал, где в стеклянных ячейках работали штабные офицеры, вошли в зал совещаний ОКНШ. Вацлав начал раздавать приказы, — встретить Елену на границе, передать под ее начало спецподразделение, готовить к выброске группы десанта на точки ПВО, еще, еще что-то, потом снова звонил Елене, говорил с ней, — долго, ориентировал, вводил в курс дела… Майзель ничего не мог ни произнести, ни предпринять.
На него навалилась какая-то странная, совершенно не свойственная ему апатия…
Вот, значит, как Ты решил, подумал Майзель. Вот, значит, как… Решил так со мной сыграть, да? Ну, ладно. Достал. Не спорю. Достал Ты меня, до самой печенки достал… Ну, ничего. Я Тебя тоже достану…
Он стоял и смотрел на экран палмтопа, переданного Богушеком. Смотрел на схематическую карту местности, по которой перемещалась сейчас Елена, и видел медленно пульсирующий зеленый огонек, — ее маячок. Я тебя вижу, елочка-иголочка, подумал Майзель, я тебя вижу, жизнь моя, ангел мой, я тебя держу, — и провел по экрану кончиками пальцев…