— Это вряд ли, — вздохнул Майзель. — Я вообще за то, чтобы расцветали все цветы. Но вот от пидоров меня просто наизнанку выворачивает. Честное слово.
— Чудесно. А от лесбиянок?
— Ну, лесбиянкой я еще могу себя представить… Но — пидорасом?!? — Майзель так передернул плечами, что Елена еле сдержалась, чтобы не прыснуть.
— А если кому-нибудь нужно попробовать, чтобы разобраться, кто он или она на самом деле?
— Вам нужно? — он развернулся к Елене, и она от этого движения опять чуть не вздрогнула. — Нет? И мне тоже. Я здоров. А больные пусть болеют себе, сколько влезет. Только тихо. Пусть не суют мне в лицо свои болячки и не говорят, что это нормально, а болен на самом деле я.
— Ну, у нас в стране ваша мечта, можно сказать, воплотилась в жизнь…
— Да. И мне это нравится. Всякая свобода должна иметь границы, иначе она превращается в хаос. Понимаете?
— Пока не очень. Но это меня как раз не удивляет. Что меня по-настоящему удивляет, так это отсутствие сокровищ… Где ваши сокровища, пан Данек? В таком кабинете может поместиться весь Ван-Гог с Матиссом… Вы их специально велели снять перед моим приходом?
— Дорогая, вы просто неподражаемы, — отсмеявшись, Майзель достал из кармана крошечный брелок дистанционного управления и нажал на кнопку.
Столик перед диваном распахнул свои недра. Майзель достал оттуда вазу с фруктами, два конических бокала, бутылку какого-то ликера и вернул столик в исходное положение. — Простите, что сразу не предложил… Разволновался. Все-таки не каждый день доводится встречаться с акулами пера и волками ротационных машин.
— Шакалами.
— Что?!
— Шакалами ротационных машин.
— Пани Елена, вы просто чудо, — проникновенно сказал Майзель, наливая себе и ей по «на два пальца» густого темного напитка. — Вы сбиваете мои мысли на лету. Просто слово «шакалы» не показалось мне в данном случае уместным. Я, с позволения сказать, повержен и раздавлен. Если вы перехватываете цитаты прямо у меня с языка, то я просто не знаю, как помочь вам узнать меня еще ближе.
— Мы, вероятно, читали одни и те же книги, пан Данек.
— У-гм. Весьма вероятно. Перелистывать успеваете?
— Один — один, пан Данек, — Елена улыбнулась, но глаза ее сердито сверкнули.
— Спасибо, дорогая. Но с радостью подыграю вам в следующей партии, — он поднял бокал и обворожительно улыбнулся. — Ваше здоровье, пани Елена!
— Очень трогательно, — она сделала крошечный глоток и поставила бокал на столик. — Вы не ответили на мой вопрос по поводу сокровищ.
— Мне не нужны никакие сокровища, — покачал головой Майзель. — Я что, похож на идиота, который носится по аукционам и скупает всякую мазню? Я думаю, что людей, которые покупают картинки маслом за миллионы хрустящих долларов, нужно лишить возможности творить этот разврат, ограничив их дееспособность. Я, кстати, постоянно именно этим и занимаюсь… Так что у меня полно дел без всяких глупостей. Я лучше больницу в Намболе построю и буду двадцать лет платить зарплату персоналу…
— Капиталы на службе народа, — фыркнула Елена. — Какая идиллия! То, что вы не идиот, очевидно. Но не нужно пытаться сделать идиотку из меня, договорились?
— То есть вы мне не верите? — Майзель озадаченно уставился на нее. — Я что, так позорно неубедителен?
— Конечно, неубедительны. Я еще ничего толком не слышала, чтобы решить, убедительны вы или нет. — Елена вздохнула и сделала еще один крошечный глоток. — Возможно, человеку вашего масштаба и чужды попытки разместить капитал в произведениях искусства, я вполне это допускаю. В конце концов, ни Сталин, ни Гитлер не были стяжателями, в отличие от своих подельников…
— Ого. Какой ассоциативный ряд… Думаете, я рассержусь?
— Не думаю. Скорее, вам это должно польстить, если я все правильно понимаю… А иначе… Для чего же вся эта мощь? Все эти спецслужбы — не разберешь, где кончаются королевские разведка и армия и начинаются ваши? Вся эта военная машина, с космосом в придачу? Фискальный контроль, который не снился даже Сталину? Чтобы строить больницы в Катманду? Или чтобы защитить нас, бедненьких, от исламских фанатиков? Это даже не смешно, пан Данек.
— Я знаю, что вы не хотите, чтобы мы вас защищали. У вас явный суицидальный синдром… Хорошо. Допустим. Изложите вашу гипотезу. Надеюсь, она достаточно правдоподобна.
— О, с легкостью. Вам просто нужна неограниченная власть. Собственно, вы уже почти достигли ее… Вы срослись с государством в единое целое.
Вам просто нужна неограниченная власть. Собственно, вы уже почти достигли ее… Вы срослись с государством в единое целое. Вы думаете, мне неизвестно, что вы можете позвонить среди ночи, например, министру обороны…
— Обязательно. И королю могу позвонить. Ну, не ночью, они же люди, а не драконы, им нужно все-таки спать, хоть немного, но рано утром… Рано утром могу. А они, соответственно, мне. Если нам нужна помощь друг друга.
— Помощь?!
— Да, дорогая. Именно помощь. Вы полагаете, что неограниченная власть в этом и состоит? Хорошо, примем, как вы говорите, за рабочую гипотезу. А, как вы думаете, для чего мне неограниченная власть?
— Чтобы чувствовать эту власть, — пожала плечами Елена. — Чтобы ощущать ее каждую секунду. Чтобы одним нажатием кнопки казнить и миловать… Как захочется. Власть сама по себе есть одно из высочайших и изысканнейших человеческих удовольствий. А неограниченная власть — это неограниченное удовольствие. Абсолютное. Разве это не восхитительно?