— А что в этом…
— Их здесь не может быть, — резко наклонился Майзель к Татьяне. — Это моя страна. Это моя земля. Чучмек, ступивший на мою территорию, — покойник. И тот, кто его пустил, — тоже покойник. Они сюда приехали, чтобы и здесь свой вонючий «цывыточъны бызынэс» устроить…
— А где цветы покупать?
— В Нидерландах. Они их там сами, кстати, тоже покупают.
— Ну, увидели бы, что не получается, и уехали бы…
— Нет. Так просто, к сожалению, не выходит. Если просто сидеть и ждать, приедут еще. И замутят «бызынэс». Потом приедут их дядюшки, тетушки, племянники и двоюродные братья первой жены дедушкиного соседа. А потом потребуют себе — согласно общечеловеческим ценностям — культурную автономию. Их культурная автономия — это мечеть посреди Староместской площади. И зайти туда будет нельзя, потому что нечего неверному делать в доме, где молятся правоверные. А потом и на площадь нельзя будет шагу ступить. А потом в городе станет черно от галабеев [44] и хиджабов [45] . И вместо Праги будет Чучмекистан. А вот это вряд ли. Черта с два, Таня. Это уже есть в Марселе. А здесь — не будет. Никогда. А потом мы их и из Марселя попросим. Прямо в море. Моментально — в море. Обязательно.
— Это ты из-за двух… чучмеков так взбесился?
— Это прощупывание. Постоянное прощупывание. Везде. И по периметру, и здесь, в самом сердце нашей крепости. Такое мы не можем проглотить. И они уехали назад…
— В виде тушенки, — усмехнулся Корабельщиков.
Постоянное прощупывание. Везде. И по периметру, и здесь, в самом сердце нашей крепости. Такое мы не можем проглотить. И они уехали назад…
— В виде тушенки, — усмехнулся Корабельщиков.
— Андрюшенька…
— Обязательно. Когда настанет срок, мы сами туда придем. И посрываем платки ко всем чертям, и научим, и вылечим. И заставим. Но здесь — здесь им не место, Таня. Каждый должен жить у себя дома.
— А евреи тебя не раздражают? Те же сатмарские хасиды, например?
— Раздражают. Но их здесь нет. Это раз. И они тихонько очень себе болеют. Это два… И дома настоящего у них нет. Это три. Вот будет — тогда и вернемся к этому вопросу.
— Но раздражают.
— Обязательно. Я суров, но справедлив, — Майзель усмехнулся. — Я считаю, что этот покрой мундира устарел бесповоротно. Конечно, они меня раздражают… Но все равно, ребята, — они с этой стороны. С нашей. Не с той. И это — главное. И потом… Ну, сколько их? А чучмеков?
— И вы поэтому так вызверились на албанцев?
— И поэтому тоже. Сербы даже османам не сдавались. А тут какая-то рвань решила полстраны себе оттяпать под вопли «правозащитников». И пол-Македонии в придачу… Нет, дорогие. Это — вряд ли.
— Чуть войну с НАТО не начали…
— Войну? С НАТО? Дюхон… Не смеши меня. Воевать более или менее сносно из этой компании могут только американцы. И британцы. А остальные — это просто парадные роты. Нет, конечно, нормальные мужики везде есть, но… — Майзель усмехнулся. — Но все они у нас. В Белом Корпусе. А эти… Ни опыта, ни желания, ни сумасшедшинки, которая нужна для того, чтобы по-настоящему воевать, у этих селедок нет. Поэтому они и «сконили» — помнишь наше детское словечко?
— Помню-помню…
— Ни на что они не годны и не способны. Как тыловые и вспомогательные подразделения — да. А воевать… Да мы бы их так вместе с поляками и сербами шуганули, — они бы до самого Парижа с Брюсселем летели б. А японцы еще бы добавили…
— А почему — «Белый Корпус»? Туда что, только белых принимают на службу?
— Нет. Белый — цвет Закона и Порядка. Вот и все. И потом, мне не нравится термин «иностранный легион». Есть в этом что-то подлое…
— Это на самом деле твоя частная армия?
— Нет, конечно. Они помогают мне, когда необходимо. А поскольку управление армией у нас совершенно не бюрократическое… — Майзель усмехнулся. — Воевать с нами никто не может и не смеет. По-настоящему воевать. В том числе и НАТО.
— Да. Наслышаны мы про вашу армию…
— Дюхон, у них был такой фиговый расклад… Они могли только в Албании плацдарм создать. И нигде больше. И это значило — НАТО на стороне Албании. А мы… Мы бы отовсюду свалились. В считанные часы. А им… Пока согласуют в своих Брюсселях… Пока через парламенты финансирование протащат… Пока пацифисты вволю наорутся и натопаются… Как воевать-то с такими хвостами?! Так что прикинули они хрен к носу и решили: а пес с ними, с этими албанцами, пускай сами разбираются… Вот мы и устроили образцово-показательные выступления.
— А американцы-то что?!
— Они получили от нас неопровержимые доказательства, — во-первых, отсутствия «геноцида», а во-вторых — намерений УЧКистов [46] и их контактов с шейхами и аятоллами.
И штатники сказали — о’кей, ребята, разберитесь с этим дерьмом, у нас других дел по горло. А без Америки НАТО — это воздушный шарик на веревочке, а не военный блок. С британцами величество тоже договорился, как вы можете догадаться, он там все кнопочки знает. Ну, и ваш покорный слуга, конечно же, не сидел без дела…
— Ты, похоже, просто кайфуешь от этого всего…
— Обязательно. За веру, царя и отечество, — вперед, чудо-богатыри! — Майзель весело оскалился.
— А первая война? Там было далеко не все так однозначно…
— Да. Это так. Это правда. К сожалению. Но, выбирая между плохим и очень плохим, мы выбрали родственников. И не ошиблись, кстати. И они нашли путь к примирению — через монархию.