— Милая Луиза, — протянула Катарина, втирая в лунки ногтей персиковое масло, — после завтрака мы едем в Старый парк. Вы нас сопровождаете.
Мы в восторге, мы счастливы, нет слов описать нашу радость от созерцания цветочков и ягодок в присутствии Катарины Ариго. Луиза сделала реверанс.
— Счастлива служить вашему величеству.
— Мы хотим видеть Айрис Окделл и маленькую Селину.
— Они в приемной. Ждут выхода вашего величества.
Королева нежно улыбнулась, грациозно встала и замерла, подняв руки, позволяя камеристке подвязать пышные рукава.
— Герцогиня, — Урсула Колиньяр выползла вперед и осклабилась.
Луиза поставила бы особняк Алвы против конюшни в Кошоне, что старая ведьма королеву ненавидит не меньше, чем она сама. Любопытно, за что.
— Да, ваше величество.
— Какая сегодня погода?
А как насчет в окно посмотреть? Хотя о чем говорить с Колиньярихой, кроме погоды? Разве что о лимонах, причем недозрелых.
— День обещает быть теплым и ясным.
— Ночью был сильный ветер, — влезла Ангелика Придд, — очень сильный.
Каким местом думали родители, называя дочь Ангеликой, хотя, с другой стороны, имени Лахудрия еще не придумали. А жаль. Впрочем, для урожденной графини Гогенлоэ-цур-Адлерберг внешность не главное, главное — добродетель. Тьфу!
— Я видела, как качались фонари, — пролепетала Катари, вспомнив о том, что у нее трясучка, — мне так тревожно…
Если наш ягненочек десять раз на дню не сообщит, что ему страшно, значит, дождь пошел вверх, а на каштанах выросли шишки.
— Скоро осень, ваше величество, — встряла баронесса Заль.
— О да, — подхватила королева, — осенью чувствуешь себя такой одинокой, беззащитной… Эти несчастные деревья, теряющие листву, грядущие холода, журавлиный плач…
Леворукий и его кошки, где она нашла журавлей, они сроду облетали Олларию десятой дорогой. Журавли летят из Ренквахи в Йерну, вот над Кошоне они и впрямь пролетают. А ласточки, те зимуют в южной Кэналлоа.
— Вчера ваше величество пели такую чудесную песню об осени, — влезла Отилия Дрюс-Карлион, — я не могла сдержать слез…
— Ее часто пела моя мать, — вздохнула королева, и Луиза поняла, что мать Катарины Ариго была непроходимо несчастна и завещала свои страдания возлюбленной дочери.
— Мы мечтаем услышать эту песню еще раз, — закатила глаза Моника Заль, и совершенно зря. С такими гляделками закатывай не закатывай — все едино.
— Я спою, — осчастливила дам и девиц ее величество, — когда мы вернемся…
— Ваше величество собирается на прогулку? — Леонард Манрик появился неожиданно для всех, но не для королевы, так как их величество успели-таки вздрогнуть.
— Мы рады вас видеть, генерал, — пискнула Катарина. — Как вы себя чувствуете? Как ваше плечо?
— Благодарю, ваше величество, я здоров, но, боюсь, прогулку придется отложить.
— Мы не понимаем, — королева посмотрела рыжему генералу в глаза. — Что-то случилось?
— Увы, ваше величество.
— Но что?
Упадет в обморок или нет? Скорее нет, стоит очень неудобно…
— Я не уполномочен ничего говорить. Когда придет время, вашему величеству сообщат.
Катарина Ариго поправила ожерелье.
— Благодарю вас, генерал, мы вас больше не задерживаем.
Леонард Манрик, однако, и не думал уходить.
— Ваше величество, благоволите не покидать своих комнат.
— Вы забываетесь, граф, — голосок королевы больше не дрожал. Леворукий, да она словно бы стала выше.
— Напротив, ваше величество, я исполняю свой долг.
— Ваш долг — защищать трон.
— Именно это я и делаю, — поклонился Леонард Манрик. Он очень хотел походить на Рокэ Алву, но огурцу мечом не стать.
Королева вскинула голову:
— Мы желаем видеть нашего супруга.
— Увы, ваше величество, это невозможно.
Катарина Ариго, не удостоив капитана Личной охраны его величества даже взглядом, быстро пошла к двери. Манрик остался стоять, где стоял, только поморщился — видимо, пробитое Савиньяком плечо все еще болело. Королева дернула выраставшую из светлого дерева бронзовую ветку, тяжелая створка отошла, стали видны заступившие проход черно-белые гвардейцы и забитая солдатами приемная. Королева обернулась:
— Генерал, что это значит?
— Ваше величество, я уже просил вас оставаться в своих комнатах. Уверяю вас, вам все объяснят при первой же возможности…
2
Солнечные лучи, пробиваясь сквозь тяжелые занавеси, становились алыми. Как закат… Луиджи Джильди с трудом оторвал голову от расшитой золотыми рыбками подушечки и огляделся. Слава Создателю, он один. Неубранный стол, разбросанные фрукты, одинокая лютня, какие-то тряпки… Выпил он чудовищно много и все равно прекрасно помнил и то, как оказался на вилле Бьетероццо, и то, что было потом. Сомнение вызывал только сон, который Луиджи тоже помнил отлично. Вернувшаяся Поликсена, белый конь, счастье, обернувшееся кошмаром, талигойский маршал, схвативший нечисть под уздцы…
Чего только не приснится, особенно спьяну! Но пора убираться, и чем скорей, тем лучше. Капитан Джильди с грехом пополам встал, лихорадочно вспоминая, где его одежда. Они сидели все вместе, потом заявилась Клелия, Алва ее уволок, а ему досталась София… Создатель, как же он напился! Луиджи еще раз оглядел стол, обнаружил полный бокал. Кажется, вчера из него пил Алва, а может, и нет. Молодой человек выпил вино залпом, не почувствовав вкуса, да и какой вкус после такой ночки? Прояснилось бы в голове, и ладно…