В детстве Иноходец обожал разглядывать героев Двадцатилетней войны, благо маршал Рене покровительствовал художникам и осчастливил Эпинэ портретной галереей. Имелся там и герцог Балинт на фоне развевающихся знамен и в какой-то немыслимой куртке со шнурами, а вот Алонсо не было. Самого знаменитого полководца Талига Робер увидел уже в Лаик. Так же как Арно Савиньяка, Михаэля Ноймара-Ноймаринена и Винченце Рафиано. Позже Мишель объяснил удивленному брату, что дед распорядился вынести на чердак тех, чьи потомки запятнали фамильную честь. Закатные твари, как глупо! Можно подумать, победив портреты, зачеркнешь прошлое. Дед — умный человек, но самые большие глупости делают люди умные, и как же эти глупости портят жизнь другим. Иноходец с трудом подавил неуместное раздражение — последние несколько дней он просто сходил с ума от мыслей о доме. Так и тянуло оседлать Дракко и, не разбирая дороги, поскакать на северо-запад. Маркиз Эр-При понимал, что это невозможно, понимал он и то, что связал свою судьбу с Альдо Раканом, но непонятное безумие затягивало. Наверное, так чувствует себя журавль с подрезанными крыльями, когда над ним проплывает стонущий осенний клин. И всему виной бредовый, ни на что не похожий сон!
Робер изо всех сил старался не вспоминать тонущих в пунцовых гвоздиках мертвецов, странного человека у коновязи и особенно Мэллит. Мэллит в прозрачной белой рубашке, Мэллит, льнущую к нему, шепчущую слова, которые она никогда не скажет на самом деле.
Мэллит в прозрачной белой рубашке, Мэллит, льнущую к нему, шепчущую слова, которые она никогда не скажет на самом деле. Мы не властны в наших снах, а сны могут превратить нашу жизнь в пытку. Жить в одном доме, встречаться по десять раз на дню, знать, что ничего не было, и в мельчайших подробностях помнить это самое «ничего»…
— Решил изобразить статую? — Альдо в желтых охотничьих сапожках подошел очень тихо. — Можно подумать, их тут без тебя не хватает.
— Задумался, — Робер от души тряханул сюзерену руку.
— О чем?
— Вот о нем, — соврал Эпинэ, кивнув головой на картину. — У нас в замке его портрет тоже был. Альдо, ты помнишь, как Балинт получил Алат?
— Откуда? — помотал головой принц. — Я талигоец, а не алат!
— Но ты хотя бы помнишь, что Алат был союзником Талига?
— Альберт решил, что Гайифа сильней.
Ай да сюзерен. Вроде не думает ни о чем, а все понимает. Перед Карлом Третьим все по струночке ходили, а его сынок чуть все прахом не пустил, и пустил бы, если б не умер. Интересно, венценосный подкаблучник сам скончался или помогли? Дед в смерть от удара не верил…
— Альдо, как думаешь, почему умер Франциск Второй?
— Потому что Олларам отпущен один круг!
— Ты серьезно?
— Разумеется, — изрек сюзерен. — Через год их на троне не будет. Ты станешь маршалом, а дело маршала — воевать, а не копаться в книгах, так что лучше я тебе все скажу. Дед был пустым местом, но два великих дела за ним числятся. Он женился на Матильде и заставил меня заучить поучения Бланш.
— Что еще за поучения?
— Раньше думал, чушь собачья, — Альдо зевнул, подхватил своего маршала под руку и повел по галерее, — но за чушью гоганы с «истинниками» бегать не станут. Наша победа в Гальтаре и только в Гальтаре.
Спорить бесполезно, но молчание — знак согласия, а лезть в развалины в поисках неизвестно чего было даже не глупостью, а безумием. Робер с тоской поглядел на размалеванный охотничьими атрибутами потолок.
— Альдо, недавние сражения дают куда больше, чем несуществующие талисманы. Если б Эгмонт и мой дед соизволили хоть немного подумать, все было бы иначе.
— В каком смысле? — подозрительно осведомился сюзерен. А действительно, в каком? Сохрани Эпинэ верность Олларам, Альдо Ракана это вряд ли бы порадовало.
— В том, что надо думать не только как сесть на трон, но и что делать дальше, — выкрутился Робер.
— Сначала надо на него сесть, — твердо сказал принц, — а дорога в Олларию идет через Гальтару.
— Франциск Оллар прекрасно обошелся без магии, — жестко сказал Робер. — Альдо, может быть, посмотрим правде в глаза? Мы не справимся с Вороном, даже если обвешаемся старьем с ног до головы.
— Ты слишком часто вспоминаешь кэналлийца, — на лице сюзерена промелькнула досада. — Пойми наконец, что непобедимых нет и быть не может. Когда я получу то, что принадлежит мне по праву, нам не будет страшен никакой Алва.
— Не уверен.
Надо что-то делать, иначе Альдо и впрямь полезет в эти дрянные катакомбы.
— Ворон как никто умеет превращать то, что его враги считают преимуществом, в дыры. Так было в Торке, в Ренквахе, в Сагранне.
— Ты и вправду — Иноходец, — раздраженно бросил Альдо. — Иноходец, который когда-то упал и теперь боится прыгать. Ты боишься Ворона, потому что дважды видел, как он колотит твоих вождей, но ни Окделл, ни Адгемар не были Раканами.
Не были. Они были опытней и умней, особенно Адгемар. И все равно проиграли. Адгемар знал больше, чем говорил, и в его словах было слишком много лжи, но казар лгал не всегда.
«Некоторых зверей убивают не из-за шкур и даже не из-за клыков, а из-за маленькой, незаметной железы, которая стоит дороже десятка шкур… Кто-то избрал предков Раканов и одарил их чем-то, превратившим смертных в полубогов. Сейчас этот подарок исчез, и не нужно его искать». Кагет дал правильный совет, теперь Робер в этом не сомневался. Альдо нечего делать в Гальтаре, но как его удержать?
— Ты прав, Альдо. Я действительно не могу забыть то, что видел. Можешь считать меня трусом, но…