— Прошу нас оставить.
Курицы, жабы и родственницы Приддов шарахнулись к дверям, и тут на Луизу накатило. Воспользовавшись суматохой, женщина, прикрываясь пяльцами, отступила в глубь комнаты и юркнула за расшитый цветами занавес, отделявший Жемчужную гостиную от Голубого будуара. То, что она затеяла, было неописуемой наглостью и еще более неописуемой глупостью, но нахальство города берет. Госпожа Арамона должна знать, что происходит, и госпожа Арамона узнает.
В будуаре было сумрачно, пахло лилиями, сквозь спущенные шторы пробивался слабый свет. Луиза вжалась в стену у дверного проема и замерла, готовясь, если надо, простоять и час, и два, и три. Что-что, а подслушивать дочь Аглаи Кредон умела: осведомленность о материнских настроениях и намерениях спасала от множества неприятностей. Луиза успешно играла с огнем лет с шести, но впервые проделывала это на пороховом складе. Если ее обнаружат, остается надеяться на то, что Манрики считают ее своей собакой, а Катарина — своей.
Вины перед королевой Луиза не чувствовала, перед Манриками тем более, уж слишком ретиво новый кансилльер и его сыновья распоряжались в чужом доме. Новые метлы, побери их Леворукий! Хуже всего, если о ее выходке узнает Фердинанд, хотя от него никакой угрозы и нет. Хорошие люди не заслуживают, чтобы за ними шпионили.
В гостиной молчали, и молчали пакостно. Скрипнуло кресло у стены (оно всегда скрипело). Кто-то сел. Его величество? Луиза слышала тяжелое дыхание и не сомневалась, что это король, которого было ужасно жалко.
— С разрешения его величества.
Это Манрик. Скотина! Он что, всерьез вообразил себя Сильвестром?
— Ее величество должна объяснить некоторые вещи, которые всплыли во время расследования покушения на герцога Алву.
— Да, — повторил Фердинанд пустым голосом, — да… Мы хотим знать правду.
— Слуги Ги Ариго показали… — зашелестели бумаги, еще раз скрипнуло кресло, что-то мягко стукнуло, — показали, что их покойный господин находился в переписке с Гайифой и Дриксен, а также тайно созывал собрания, в которых принимали участие Август Штанцлер, Вальтер Придд, Людвиг Килеан-ур-Ломбах, братья Феншо-Тримейн и другие лица. Мажордом слышал, как Иорам Ариго говорил Августу Штанцлеру, что Оллары досиживают свой круг и через год на троне будет здоровая кровь, на что Штанцлер велел соблюдать осторожность, а Иорам засмеялся и сказал, что «навозники» ничего не заметят. Ваше величество может пояснить, что имели в виду заговорщики?
— Да, — зачастил король, — на что намекал Штанцлер? Леопольд полагает…
— Ваше величество, — вмешался Манрик, — пусть ее величество отвечает на вопрос.
— Да, конечно… Пусть отвечает.
— Пересказ слугами слов умершего господина не имеет веса, — тихо произнесла королева.
— Мои братья, к несчастью, мертвы и не могут ничего сказать. И все равно эта ложь опровергнута.
— Каким же образом, ваше величество? — скрипнул Манрик.
— Мои братья были взяты в Багерлее, — Луиза не могла видеть собеседников, но не сомневалось: Катарина смотрит только на короля. — И они вышли оттуда. Его высокопреосвященство счел их невиновными, а в его распоряжении находились те же улики и те же свидетели. По Уложению Франциска, нельзя вновь выдвигать единожды опровергнутое обвинение. Мои братья оправданы.
— Это правда, — перебил Фердинанд, он был явно обрадован. — Сильвестр сам нам сказал, что Ги и Иорама надо отпустить. Он бы не стал этого делать, будь там заговор. Это все Гайифа и Дриксен, они всегда нас ненавидели. С Варастой и бунтом у них не вышло, они решили внести разлад в нашу семью…
— Ваше величество не осведомлены обо всем, — влез кансилльер. — Его высокопреосвященству не удалось проследить связи братьев Ариго и графа Килеана-ур-Ломбаха с дриксенскими и гайифскими шпионами, а подвергнуть родственников ее величества допросу с пристрастием посчитали неправильным. Именно поэтому графа Ариго и графа Энтрага отпустили. Временно. Я это знаю, его высокопреосвященство со мной советовался. Он не сомневался в существовании совместного заговора Приддов, Окделлов, Ариго и Раканов с одной стороны и иностранных агентов — с другой. И в этом заговоре немалая роль отводилась ее величеству и ее братьям.
— Придды и Окделлы, — с ненавистью проговорил Фердинанд Оллар. — Всегда Придды и Окделлы.
— И Эпинэ, — подсказал кансилльер. — Эта фамилия виновна более других. Герцоги Эпинэ были обласканы предками вашего величества и отплатили черной неблагодарностью.
— Да-да, — король был рад любому поводу сменить тему разговора. — Я помню. Я сегодня же подпишу указ о введении в Эпинэ военного положения и передаче губернатору Сабве особых полномочий.
— Это мудрое решение.
Луизе показалось, Леопольд Манрик сейчас замурлычет. Госпожа Арамона по-прежнему ненавидела Катарину Ариго, но в данный момент хотелось удавить не ее, а рыжего выскочку.
— Ваше величество, — прошептала Катарина, — в Эпинэ живут ваши подданные, а не враги. Простые люди не должны платить за прегрешения знати.
Мерзавка права, никуда не денешься. Она говорила так, как должен говорить сюзерен, защищающий своих вассалов. А сюзерен только сопел! Святая Октавия, что ж такое творится?