— Прошу… Я… Мы… Мы рады видеть своих новых слуг… Встаньте, друзья мои.
Просит она. Пусть перед другими кривляется, ломака.
— Ваше величество, мы счастливы служить вам.
— Нет-нет… Это я счастлива видеть дочь… Сестру юного Ричарда Окделла. Подойди ко мне, дитя мое.
«Дитя» было выше «маменьки» чуть ли не на голову, но они могли сойти за родственниц. Пепельные волосы, худоба, порывистость. Королева старше лет на десять, а издали кажется, что наоборот. Родить троих детей и остаться девочкой — это надо уметь!
— Садись, дитя мое. — Катарина подала пример, опустившись в глубокое кресло, делавшее ее еще меньше. Айрис послушно присела на пуф у ног ее величества. Окно, разумеется, оказалось у королевы за спиной. Бедная страдалица знала, где сесть самой и как усадить гостью.
— Госпожа Арамона, милая Селина, — проворковала королева, — садитесь. Мне… Мы не любим, когда перед нами стоят.
Да, мы не любим, когда перед нами стоят, мы любим, когда с нами лежат! Луиза чинно устроилась рядом с давешней корягой в алом, а Селина приткнулась возле рыженькой толстушки в зеленом платье с розовыми поросячьими лентами. Создатель, и кто только додумался до такого уродства?!
Стало тихо, только в клетках на окне щебетали морискиллы. Госпожа Арамона украдкой обозрела комнату и с трудом скрыла усмешку, увидев на стене роскошный морисский ковер. В доме властителя Кэналлоа такими застилали полы. И правильно!
— Айрис Окделл, — королева страдальчески улыбнулась, — нравится ли тебе Оллария?
— Да, ваше величество. — Голос Айри звучал бесцветно, словно она отвечала скучный урок. — Это очень красивый город.
— И очень большой, — вздохнула королева. — Надеюсь, тебе здесь не будет одиноко.
Эта мерзавка всегда говорит, как на похоронах, или нет? Только на похоронах еще и плачут, но плакать мы не станем, от плача краснеют глазки и распухает носик. Мы будем страдать молча.
— Ты играешь на арфе?
— Нет, — пробормотала Айрис, — меня учили только на лютне…
— Лютня, — Катарина еще раз вздохнула, — верный друг менестрелей. Лютня — это душа Талигой… душа Талига. Поющая, страдающая, любящая душа. Я так давно не слушала лютню…
Кто ж тебе мешает? Ты — королева, хочешь — слушай лютню, хочешь — гвардейский барабан, хочешь — гвардейские охи…
— Селина Арамона, — ее величество решили заняться второй фрейлиной, — подойди…
Селина сделала реверанс, королева улыбнулась. Нежно улыбнулась, но Луиза впервые в жизни пожалела, что дочь пошла в бабку Аглаю. Рядом с Айрис Окделл Катарина Ариго казалась хрупкой статуэткой, но не рядом с Селиной.
— Селина. — Правильно, здесь «дитя мое» не пройдет. — Мы надеемся на твою службу.
— Я счастлива, ваше величество. — Дурочка развесила уши. Ей бы к бабкиной внешности еще б и ее нюх!
— Мы верим тебе. И позволяем тебе носить наши цвета.
Еще бы! Красный делает старше любого, а голубоглазая блондинка в красном превращается из ангела в куртизанку.
— Ваше величество… — потупилась Селина.
Она еще и благодарна! Нет, это не Селина — дурочка, а она — дурища, раз не рассказала дочери о женских пакостях.
— Госпожа Арамона, вы ведь недавно потеряли супруга? — теперь глазки ее величества смотрели на нее. Неплохие глазки, ничего не скажешь, но бывают и лучше.
Неплохие глазки, ничего не скажешь, но бывают и лучше. И реснички подведены! Вестимо, не по воле Катарины Ариго, а по требованию этикета. Но под гайифской тушью они белесые! И брови тоже! Ну и что, что синеглазый герцог спит с Катариной Ариго?! От кровати до любви не ближе, чем от Арнольда Арамоны до Рокэ Алвы.
— Ваше величество, я все еще оплакиваю свою потерю.
Оплакивает? Свою молодость — возможно, но не Арнольда, хотя его участи никому не пожелаешь. Разве что такой вот медоточивой гадине.
— Да, я вижу, вы носите траур… В наше время слишком многие теряют близких. — Голосочек Катарины дрогнул. — Слишком… Но не все столь счастливы, что могут оплакать свою потерю.
— Создатель прочитает в наших сердцах.
Вот тебе! Мы тоже умеем лицемерить, ваше величество. И врать умеем, и Книгу Ожидания цитировать. Селина и Айрис — глупые мышки, но за ними приглядывает злющая кошка.
Глава 7
Фельп и его окрестности
«Le Trois des B?tons & Le Deux des B?tons & Le Huite des Deniers» [24]
1
Кошмар повторился, неизбежный утренний кошмар с Герардом Арамоной. Марсель разлепил изрядно опухшие веки.
— Герард, что там?
— Утро, — бодро ответил подрастающий изверг, отдергивая портьеру и впуская в увешанную нахальными ундинами спальню еще более нахальный солнечный луч. — Монсеньор ждет. Мы едем в Байябьянку.
— Это еще что за тварь? — простонал Валме, совершенно не нуждаясь в ответе, но Герард жизнерадостно сообщил:
— Бухта. Чуть в стороне от Приморского тракта, два часа рысью. Принести вам шадди?
Оказывается, юный упырь способен на милосердие!
— Принеси, — Валме отбросил покрывало и проковылял к зеркалу. Так и есть, физиономия раздулась, бритвенным тазиком не покроешь. Надо меньше пить, особенно на ночь! Эх, ну почему он не кэналлиец, лакал бы, сколько влезет, и обходился без куаферов. Виконт со злостью дернул развившуюся прядь. Привести себя в порядок он все равно не успеет, и кому он нужен, этот порядок? Пауканам? Или еще какой-нибудь нечисти, которую раскопал Рокэ в бухте с жутким названием?