Фердинанд перечислял удравших с пугающей ненавистью. Мягкое лицо короля внезапно стало злым и отрешенным, как у хищной птицы или Франциска Великого. И еще он был счастлив, и Луиза понимала почему. Когда госпожа Арамона осознала, что у нее есть свой дом и она в нем хозяйка, она едва не пустилась в пляс.
Мягкое лицо короля внезапно стало злым и отрешенным, как у хищной птицы или Франциска Великого. И еще он был счастлив, и Луиза понимала почему. Когда госпожа Арамона осознала, что у нее есть свой дом и она в нем хозяйка, она едва не пустилась в пляс. Несмотря на Арнольда. Фердинанд тоже почувствовал себя хозяином. И не домишки в Кошоне, а целого королевства. А папенька удрал, значит, дело дрянь. И не просто дрянь, а дрянь большая и зубастая.
— Предатели хотели принудить нас бежать, — его величество запнулся то ли от негодования, то ли от смущения, — но мы остались с нашим народом. Мы лично возглавим оборону Олларии и остановим врага. Отныне мы, как во времена Франциска, принимаем на себя обязанности кансилльера, кардинала и командующего гарнизоном Олларии. С нами — Создатель! С нами Правда, Сила и Закон!!! А теперь мы желаем слышать Лучших Людей. Истинно Лучших, а не тех, кто занимал скамьи в Зале Меча, будучи достойным Багерлее. Кто скажет первое слово?
Вверх взметнулся лес рук, и лицо короля еще больше просветлело:
— Граф Гектор Рафиано.
— Ваше величество, — экстерриор сдержанно поклонился, — господа. Я рискую навлечь на себя высочайший гнев, но время притч прошло, так же как и время самообмана. Нам всем, и особенно вашему величеству, грозит серьезная опасность. Я полагаю решение вашего величества остаться в Олларии гибельным…
— Позор! — маркиз Салиган стукнул кулаком по собственному колену, но Рафиано и бровью не повел.
— Господа, — старый дипломат достал какой-то документ. — Напомню, что Робер Эпинэ и Альдо Ракан приближаются к Олларии с юго-востока. Они начали свой марш во Внутренней Эпинэ, перешли Кольцо Эрнани и приближаются к Данару. На границе графства Пуэн на сторону мятежников перешла часть Резервной армии во главе с Симоном Люра. Позднее к ним присоединились гарнизоны Марипоз и Барсины. В общей сложности у Ракана около шестнадцати тысяч человек. Гарнизон Олларии и расквартированные в Мерцийском и бывшем Летнем лагерях резервные полки насчитывают четырнадцать тысяч, гарнизоны Мергана, Болы и Эр-Афор — три, четыре и две тысячи соответственно.
— Мы благодарим экстерриора за то, что он напомнил столь важные цифры, — кивнул Фердинанд. Граф Рафиано молча поклонился, напомнив Луизе лекаря из Кошоне, уговаривавшего обожравшегося Арнольда поставить пиявки. Сравнение никуда не годилось и вместе с тем было верным: экстерриор, как и безвестный лекарь, говорил то, что ему предписывал долг, ни на миг не веря, что его послушают.
— Ваше величество, как это ни прискорбно, Мерцийский лагерь, Мерган и гарнизон Олларии примкнут к мятежу. Мы можем рассчитывать лишь на Болу и Эр-Афор, но этого недостаточно.
— Откуда у вас такие сведения? — переспросил франтоватый барон, при ближайшем рассмотрении оказавшийся косым.
— Присоединяюсь к господину Краклу, — худенький седой дворянин вскочил со своего места, всплеснул ручками и снова уселся.
— Господа, довольно единожды увидеть ызарга, чтобы при встрече узнать его соплеменника, — на мгновение сквозь усталость и досаду мелькнул прежний Рафиано — любитель притч и шуток. — Достаточно перечислить перешедших на сторону Раканов, чтобы заметить характерную особенность. Все они получили свои должности в отсутствие Первого маршала Талига по ходатайству либо Леопольда Манрика, либо Жоана Колиньяра. Все они были переведены в гарнизоны, расположенные между Внутренней Эпинэ и Олларией. Мы с уважаемым геренцием пересмотрели все приказы о смещении и назначении гарнизонных офицеров, о формировании полков Резервной армии и их дислокации.
— Совпадения исключаются, — Гогенлоэ-цур-Адлерберг с бумагами в руках неторопливо вышел вперед. — Складывается совершенно отчетливая картина.
Мы имеем дело с разветвленным, умным, хорошо подготовленным заговором в центре страны, конечная цель которого до конца непонятна. Логично предположить, что Гайифа и Дриксен, опасаясь поражения в неизбежной войне, сделали ставку на смуту в сердце Талига. Против этого, однако, говорит бегство кансилльера и обер-прокурора.
— Бывших, — резко бросил король.
— Как будет угодно вашему величеству. Союз господ Манрика и Колиньяра с Гайифой невозможен. Я не могу предположить, что бывший кансилльер послал на верную смерть собственного сына. Переход армии Люра на сторону непонятно каким образом оказавшегося в Талиге Ракана стал для него полной неожиданностью. С другой стороны, для того, чтобы склонить к измене треть Резервной армии и несколько гарнизонов, нужны баснословные суммы или же какие-то иные рычаги, которых я не вижу.
Король задумчиво тронул орден Святого Франциска, надетый поверх кирасы. Святая Октавия, как же ему хочется воевать!
— Ваше величество, — Рафиано в глубине своей дипломатической души был готов кусаться, — представьте булыжник, брошенный с высокой башни. Ловить его смертельно опасно, но стоит ему упасть, и он не способен причинить вред даже голубю. Так же и армия Эпинэ. Это — камень, брошенный вражеской рукой, пока он летит, он опасен. Дайте ему упасть — оставьте Олларию! Пусть все предатели предадут, а трусы струсят, зато потом вы сможете спать спокойно. С утратой Олларии Талиг теряет только столицу, да и то лишь до весны, в крайнем случае до лета. Вряд ли выросший в Агарисе принц явит себя тонким политиком и умелым дипломатом, а его армия, без всякого сомнения, начнет грабить мирных жителей, что неизбежно вызовет сопротивление.