— С командами, которые за вами без всяких сапфиров в Закат прыгнут и не поморщатся, — бергер упрямо обращался к Ворону. — Рокэ, я хотел бы знать…
— Насчет Луиджи и Дерра-Пьяве ничем помочь не могу, а Рангони, Курт, нужен в первую очередь вам.
— Мне? — удивленный артиллерист выглядел уморительно, но Марселю отчего-то смеяться не хотелось.
— Именно. — Алва развязал воротник, блеснула серебряная цепочка. — Курт, я ценю ваше общество, но здесь вы свое дело сделали. Вы пойдете навстречу Альмейде. Думаю, он уже пришел или вот-вот придет на Марикьяру. Ваше дело — его завернуть до того, как сменится ветер.
— Его высокопреосвященство отзывает эскадру назад? — уточнил Вейзель.
— Нет. В Олларии об этом узнают, когда «Франциск Великий» бросит якорь в Хексберге. В Померанцевом море от океанских парусников толку, что от кавалерии в болоте. Тут нужны галеры, а нам флот понадобится у берегов Придды.
— Ты отсылаешь эскадру, потому что она бесполезна здесь или потому что она нужнее в Придде? — Савиньяк отбросил то, что некогда было кистью винограда.
Тут нужны галеры, а нам флот понадобится у берегов Придды.
— Ты отсылаешь эскадру, потому что она бесполезна здесь или потому что она нужнее в Придде? — Савиньяк отбросил то, что некогда было кистью винограда. Он больше не улыбался.
— И то и другое. Мы не знаем, что творится в Олларии, но и в Олларии не знают, что делаем мы. Курт, я напишу Рамону, герцогу Ноймаринену и наместнику Алвасете. Эмиль, «Бравый ызарг» в твоем распоряжении. Если верить мастеру Уголино, это самая быстрая галера Померанцевого моря. Держи ее на внешнем рейде и не шляйся по ночам.
— Хорошо. — Кавалерист выглядел слегка растерянным. — Во имя Леворукого, чего ты опасаешься?!
— Излома эпох, — хмыкнул Алва. — Курт так доступно все объяснил. Впрочем, мне и впрямь не понравилась одна вещь.
— Только одна? — Эмиль с отвращением оттолкнул блюдо с изувеченными фруктами. — Я насчитал самое малое три. Тебя в одиночку отправили к Фоме, мы остаемся здесь, а из Олларии ни слуху ни духу. Лионель, конечно, предпочитает собственных курьеров королевским, но маменька Герарда не могла упустить оказию. Да и вообще, братец уже сорок раз должен был написать…
— Близнецы имеют обыкновение чувствовать друг друга, — заметил Вейзель. Марсель был готов поклясться, что артиллерист не только встревожен, но и доволен, что от его пророчеств больше не отмахиваются. — По крайней мере, так было в знакомых мне семьях.
— Если б у Лионеля были неприятности, я бы понял, — кивнул Савиньяк. — Я уверен, с ним все в порядке.
— С ним в порядке, но он не пишет. Зато пишет Сильвестр, и много. Курьер не жалел ни казенных денег, ни лошадей. Его высокопреосвященство среди всего прочего озаботился сообщить, что я отправляюсь в Урготеллу, но о том, что мне следует расторгнуть договор с Фельпом, ни слова. Письмо написано в ночь на двенадцатый день Летних Волн. Фердинанд подписал указы двенадцатого, нет сомнений, что они были готовы с вечера.
— А о том, что армия остается здесь, он написал? — внес свою лепту Марсель.
— Нет, но это подразумевается само собой. Капрас оставил недурной лагерь, обитатели славного города к нам весьма расположены, в Урготелле зимой отвратительная погода, да и солдаты заслужили отдых, а не новый марш… Кстати, Марсель, почему бы вам не составить компанию Эмилю? «Пантеры» будут в восторге, если вы их займете, пока дожи торгуются с дуксами.
Остаться в Фельпе? А что, вполне милое местечко — птице-рыбо-дуры для красоты, Франческа Скварца для души, София для тела и «Бравый ызарг» на всякий случай…
— Ну нет! — выпалил виконт. — Может, я всю жизнь мечтал увидеть урготеллские мистерии и герцога Фому? И вообще, Рокэ, я — офицер для особых поручений при вашей персоне, и я от вас ни ногой. Не надейтесь!
4
За «Влюбленной акулой» шел «Черный ворон» Джузеппе Рангони, а следом «Бравый ызарг». Не столь уж долгое пребывание Рокэ в Фельпе явно ознаменовалось новой модой в названиях кораблей. Приятно, как ни крути…
Вольный город отступал назад, превращаясь в набор цветных пятен. Прощай, птице-рыбо-дура, ты так и осталась девственницей. И быть тебе таковой вечно!
Марсель Валме блаженно потянулся и подставил лицо легкому ветру, убеждая себя, что жизнь прекрасна, а плыть по спокойному морю куда приятней, чем трястись в седле по пыльной дороге. Виконт не испытывал ни малейшего желания любоваться на обвалы и подлые озера, на дне которых, по словам Франчески Скварца, лежит погибший Гальбрэ.
Виконт так и не попрощался с женой пропавшего Муцио, и это было печально. Благородная дама, у которой исчез муж, должна скрываться от посторонних глаз и страдать.
Благородная дама, у которой исчез муж, должна скрываться от посторонних глаз и страдать. Красавица перебралась в палаццо Гампана и никого не желала видеть, правда, цветы приняла с благодарностью, если только благодарность не выдумал гран-дукс.
Франческа не походила ни на Марианну, ни на «пантер», ни на кислых домашних праведниц. Одетой она привлекала не меньше, чем раздетой, они могли бы стать друзьями, гулять, читать дурацкие легенды… Муцио тоже было жаль. Выжить в аду и угодить в ловушку в собственном доме, как это глупо и… подло. Конечно, в жизни всегда есть место подлости, но налетать на них чуть ли не каждый день? Увольте! Марселю вполне хватило дуэли в Нохе, вернее, того, что ей предшествовало. Алва скрытен, как Леворукий, но не нужно быть пророком, чтобы понять — маршала пытались убить, не вышло. А Муцио убили. Ариго и Килеан отправились в Закат, убийцы Скварца выражают надежду на его возвращение и изображают вселенскую скорбь… Мерзость…