— По дороге. Сьентифики объясняют это какими-то циклами, клирики валят на Создателя, а древние верили, что Гальбрэ уничтожил Зверь. По приказу хозяина.
— Стал бы я вызывать такую тварь, — поежился Марсель.
— У владык земных порой возникают подобные потребности, — зевнул маршал. — Поэтому то ли демоны, то ли боги и сплели власть над Зверем с жизнью того, кто его призывал. Так, на всякий случай, чтоб не зарывались… И они же запретили своим наследникам нарушать обеты. Потому-то Люди Чести и избегают клятв на крови.
— Закатные твари, — пробормотал Валме.
— Вот именно. Представляете, виконт, каков конфуз! Соврал, все поверили, все в порядке, получил что хотел — и тут кто-то вылезает и тебя глотает. Обидно! Уж лучше не клясться или клясться чем-нибудь попроще. Вроде чести или доброго имени.
Марсель промолчал, представляя древние времена, когда люди ходили в туниках и сандалиях, дрались короткими мечами, верили в четырех демонов и еще не боялись клясться на крови. Рисовали и лечили тогда лучше, чем теперь, но все остальное…
— Не хотел бы я жить до Эрнани Святого, — сообщил виконт, — уж лучше теперь.
— А мне все равно, — зевнул Рокэ. — Впрочем, времена не выбирают, а хоть бы и выбирали…
— Если б выбирали, я б выбрал Двадцатилетнюю войну!
— Вам нравится тогдашняя мода? — поднял бровь Алва. — Она и впрямь недурна, особенно женские сетки для волос. Кстати, как вы нашли фельпских красоток?
— Никак, — обиделся Марсель, — как я могу проводить вечера с женщиной, если знаю, что утром явится Герард.
— Действительно, — согласился Рокэ, — война порой мешает развлечениям, но она же дарит нам приятные знакомства.
Насколько я понял, вы спелись с младшим Джильди? Он влюблен?
— Рокэ!
— У бедняги удивительно глупое выражение лица, — пояснил маршал. — Именно такое бывает у влюбленных в мыльный пузырь.
— Вообще-то Луиджи мне ничего не говорил…
— Разве? И что же вам не говорил сын Фоккио? Что он погиб навеки или из-за кого сие случилось?
Марселю стало смешно, несмотря на мертвецов с мушкетами. Бедный Луиджи, он считает себя таким спокойным и невозмутимым…
— Вообще-то это страшная тайна!
— Ну так расскажите, обстановка самая располагающая. Луна. Покойники…
— Луиджи сопровождал дукса, запамятовал фамилию, желтолицый такой. После разгрома они ездили выкупать у Капраса пленных. Там были и моряки с корабля Фоккио, но самого адмирала на переговоры не пустили.
— Правильно, между прочим, — одобрил Алва. — Уж не хотите ли вы сказать, что Джильди-младший отдал сердце морской пантере?
— Вы ясновидящий?
— Нет, — покачал головой Первый маршал Талига, — но семейство Джильди вряд ли склонно к любви по-гайифски, а на переговорах присутствуют только высшие лица и те, кому принадлежат пленники. Полагаю, без капитана Гастаки с помощницами там не обошлось.
— Дожиха страшней кладбищенской кобылы.
— Не сомневаюсь, иначе зачем бы ей в ее возрасте воевать, — Рокэ резко вскинул голову. — О, кажется, наши друзья зашевелились. Пора пожелать им доброго утра…
Доброго, как бы не так! Конечно, призраки и закатные твари убрались в свои норы вместе с луной, зато проснулась война, и Валме вновь стало страшновато. Марсель не сомневался, что останется жив, но он мог оконфузиться, ведь все, кроме него и Герарда, уже понюхали пороха, хотя Герарда отправили в город…
2
Укрытие подготовили еще вчера. Если Курт рассчитал правильно, здесь им ничто не грозит. А если неправильно? Виконт с некоторым сомнением глянул на внушительных размеров трещину и перепрыгнул со стены на скальный уступ. Шедший вторым Алва отсалютовал шпагой мертвым защитникам бастиона и присоединился к Валме. Трещину он словно бы и не заметил, так же как и крутой подъем. Валме едва поспевал за кэналлийцем: еще бы, на его милом полуострове полным-полно скал, а в Валмоне любая кочка — гора!
К концу подъема Марсель раз двадцать поклялся себе никогда больше не связываться ни с Вороном, ни с горами, ни с войной, каковая уже их поджидала в образе Курта Вейзеля. Генерал был затянут в парадный мундир, но на ногах его были не сапоги, а мягкие кожаные туфли без каблуков. Значит, поджигать запалы будет лично. Зануда, своим бергерам — и то не доверяет!
— Доброе утро, господа. Капрас отходит, сейчас будет рвать фугасы. Нам тоже пора. — Курт Вейзель протянул Алве пакет: — Герцог, это мое завещание и письма жене и сыновьям.
— Ваша обстоятельность, Курт, Леворукого в гроб вгонит. — Рокэ сунул письма в карман и внезапно ловко сорвал с пояса Вейзеля черный мешочек. — Марсель, придержите генерала, он взволнован.
— Рокэ! Куда?!
— Подрывать скалу, — доверительно шепнул Алва, сбрасывая сапоги.
— Это мое дело! — Вейзель попробовал выхватить у Ворона свое имущество, но Марсель честно повис на плечах артиллериста. — Мое и ничье больше. Если я ошибся, я и отвечу… Не смей рисковать, бездельник!.. Ты принадлежишь Талигу!
— Все принадлежат! — отмахнулся Рокэ. — Успокойтесь, Курт, со мной ничего не случится, и я, благодаренье Леворукому, не женат.
— Рокэ, — Вейзель рванулся и осекся, нарвавшись на синюю молнию. Алва засмеялся, подбросил на руках мешочек и исчез в скалах.
Алва засмеялся, подбросил на руках мешочек и исчез в скалах. Генерал вздохнул, Марселю стало его жалко.
— Давайте посмотрим на бордонов, — Валме тронул Вейзеля за плечо. Это было страшным нарушением субординации, хотя хватать генералов за руки и не пускать было еще большим прегрешением. Впрочем, грешил он по приказу Первого маршала.