— Квентин, — как странно она глотает, словно курица. — С чего ты взял, что Герман умер?
С чего? С того, что он исчез вместе с одним из унаров, бросив все, даже свои записи. А потом исчез и последний видевший их в живых свидетель.
— Я понимаю, что ты не хочешь верить в его смерть.
— Не в этом дело, — точно так же она махнула рукой, когда он сказал, что никогда на ней не женится. — Говорю же тебе, он был странным. Мог все бросить и сбежать, не в первый раз.
— Лили, Герман исчез больше года назад. Мои люди перерыли всю округу, нашли только лошадей.
— Ну и что? — Лилиан безмятежно хрустела печеньем. — В этом Лаик, должно быть, прорва тайных выходов. В эсператистских аббатствах так всегда было, иначе как бы монахи с любовницами встречались?
Создатель, Леворукий и все морисские демоны, в этом что-то есть! Герман и впрямь мог найти неизвестный выход, но как тогда быть с лошадьми и словами Арамоны? А никак! Дурак за хорошую взятку мог и лошадей вывести, и наврать с три короба, а когда Германа принялись искать все кому не лень, капитана убили. Как свидетеля. Все замечательно, все сходится, только кому это нужно, не Герману же!
— Хорошо, Лилиан. Ты допускаешь, что твой сын жив. Тогда где он?
Подруга детства пожала плечами.
— Разумеется, в Гальтаре, где ж еще?
2
Они миновали утыканную статуями и вазами короткую аллею, поднялись на террасу, прошли в дом. То ли слуги, то ли охранники приняли у гостей плащи и шляпы и распахнули двери в увешанную гобеленами гостиную. В свете многочисленных свечей сверкал хрусталь, блестел фарфор, туманно мерцало серебро. Фрукты, сласти, вино… Много вина, целое море вина. Кто-то не поскупился. Марсель? У него одно на уме, хотя он неплохой человек… А вино сегодня очень даже к месту, он напьется и забудет умирающую девушку на закопченной палубе, забудет хотя бы до утра…
— Я получила письмо от отца, — устроившаяся между Алвой и Валме София томно улыбнулась. — Представьте, он пишет, что готов приплатить тем, кто меня держит в плену.
— Твой отец, — встряла то ли Ариадна, то ли Латона, — сначала кричит, а потом достает кошелек.
— Твой отец, — встряла то ли Ариадна, то ли Латона, — сначала кричит, а потом достает кошелек.
— И чем громче кричит, тем сильнее раскошеливается, — добавила вторая то ли Латона, то ли Ариадна, поигрывая пояском подруги. — Вот моя матушка никогда не потратит лишнего медяка.
— Поэтому ты и написала своему дяде, — заявила темноглазая толстушка, явно раздосадованная. Когда все рассаживались, она замешкалась, и герцог достался другим.
— Разумеется, — выпятила губку то ли Ариадна, — если дядя купил мне патент корнета, он просто обязан и выкуп за меня заплатить.
— Как жаль, что наше знакомство долго не продлится, — заметил Ворон. — Ваш друг Карло Капрас скоро сдастся, и вам, сударыни, позволят вернуться на родину.
— О, — София лукаво улыбнулась, — я подозреваю, что между Урготом и Бордоном будет война.
— И что с того? — поддержал разговор Валме. Марсель сиял, как новый золотой, — еще бы, привел к своей девице Кэналлийского Ворона. Сам Ворон… Леворукий его знает, вроде тоже доволен, ночь святого Андия все-таки, хотя вряд ли в Талиге ее отмечают, у сухопутчиков свои праздники.
— Мы вернемся лишь для того, чтобы вновь попасть в плен, а в таком случае я, — красотка умудрялась глядеть сразу на Рокэ и Марселя, — предпочитаю остаться под вашим покровительством до конца всех войн.
— Тонкое решение, — заметил Алва. — Вы — мудрый политик, сударыня.
Сударыня хихикнула. Дура! Но красивая. Она была красивой, даже когда скакала по палубе «Пантеры», срывая с себя одежду. Абордажники тогда чуть не попадали… Разрубленный Змей, он когда-нибудь перешагнет тот проклятый день?!
— Поднимаю первый бокал за дам, — объявил Валме.
— Данной мне славным городом Фельпом властью объявляю каждый произнесенный в эту ночь тост первым, — добавил Рокэ, откровенно разглядывая липнущих к нему бордонок. Ворон знает, за чем пришел, и, ко всеобщему удовольствию, получит свое, а вот за каким змеем здесь оказался он сам?! Знал ведь, что Валме днюет и ночует на вилле, где разместили пленниц. Знал — и все равно потащился с талигойцами, вот теперь и имеет. Только ночи в обществе подруг Поликсены ему для полного счастья не хватало. Глупые, расфуфыренные кошки!
Как Поликсена оказалась среди них? Девочка, умирая, думала о своем адмирале и о сражении, а эти, с позволенья сказать, пантеры липнут к недавним врагам, как пиявки. Хорошо хоть старших бордонок держат отдельно, вида Зои он бы не вынес. Говорят, она ничего не ест, ее кормят насильно; отец после поражения тоже едва себя не уморил. Если б не Поликсена, Луиджи Джильди, возможно, и пожалел бы Зою Гастаки… Как капитан капитана.
— Герцог, — толстая Клелия браво опорожнила бокал, — вы нам споете?
— Спеть? — поднял бровь Алва. — Зачем?
— Марсель говорит, вы поете лучше его.
— Еще лучше, — уточнила одна из подружек.
— Спасибо, Ариадна, — Валме чмокнул девушку в щечку, та хихикнула.
Тоже мне воительницы, корнеты и канониры! Куртизанки… Самые обычные куртизанки — ни ума, ни совести, одна наглость да смазливые мордашки. Им нет дела до войны, они заняты своими делишками: тряпками, погоней за мужчинами, кокетством.