— Барон, как только он появится, я скажу ему о ваших визитах и о разочаровании ее высочества. — Надо похвастаться перед дядюшкой этой фразой, он оценит. — Не сомневаюсь, монсеньор сразу же пришлет свои извинения.
И, Леворукий его знает, возможно, даже разживется пионами или этими, как их… Виконт Валме неплохо разбирался в розах, лилиях и фиалках, но мордатые розовые цветы вызывали у него изжогу, как бы эти гримасы природы ни назывались.
— В таком случае мне остается лишь откланяться.
Барон был хозяином своему слову — сказал и убрался. Марсель свернулся калачиком в кресле у камина в обществе горячего вина, засахаренных фруктов и сборника любовных виршей, среди которых попадались весьма недурные.
В девять часов зазвонили к ужину, виконт захлопнул книжку и спустился в столовую. Восседавший за накрытым на троих столом Франсуа Шантэри был хмур, как оставшийся без взятки дукс. Марсель вздохнул, готовясь к неизбежному, и неизбежное грянуло.
— Это возмутительно, — протрубил дипломат, бросая на колени хрустящую салфетку с вензелем. — Герцог Алва полагает, что может безнаказанно дразнить августейших особ. Он совершенно не думает о том, к каким последствиям приведут его шутки.
— Фи, дядюшка, — поморщился Марсель, — что за намеки… Нет, я не против первой вашей посылки, но мне категорически не нравится вывод. О последствиях герцог Алва думает, иначе барон Дежу застал бы его дома.
— Мой мальчик, — посол его величества короля Талига пристально посмотрел на Марселя, — ты совершаешь ошибку. Зачем становиться посредственным военным, если можно стать блестящим дипломатом? Я поговорю об этом с герцогом, когда он соизволит вернуться. Можешь не сомневаться.
Марсель не сомневался, а герцог не возвращался. Около полуночи дядюшка отошел ко сну. Марселю спать не хотелось, и он вновь устроился у огонька, прихлебывая вино и ставя отметки рядом с приглянувшимися стихами. Три сонета и одно рондо стоили того, чтобы заучить их наизусть. Немного подумав, Марсель решил послать их Франческе Скварца. Виконт перебрался к столу и с удовольствием переписал понравившиеся строки. Посылать даме только стихи, причем чужие, было верхом неприличия. Марсель принялся сочинять письмо и увлекся. Когда он закончил, часы показывали четверть третьего. Виконт запечатал послание и решил выпить перед сном бокал-другой, благо утром будить его было некому.
От размышлений, что лучше: кэналлийское или присланное госпожой Ругьяди мансайское, Марселя отвлекли звук хлопнувшей двери и знакомые легкие шаги. Воистину, стоит мяукнуть, и Леворукий пошлет тебе кошку.
— Доброй ночи, сударь!
— Рэй Кальперадо, — простонал Марсель, — под каким балконом вы потеряли своего патрона?
— Я ходил по поручению монсеньора, — отбарабанил утренний мучитель, — и вернулся тотчас по исполнении.
— И что же ты исполнял? — подмигнул Марсель. — Носил красоткам цветы?
— Нет, — в глазах Герарда была обида, — я был у маэстро Гроссфихтенбаума. Монсеньор велел мне прослушать все написанные им реквиемы и выбрать два, которые нам подходят.
— Ты до двух ночи слушал этого зануду и остался жив?! — возопил Марсель.
— Маэстро пишет великую музыку, — Герард был серьезен, как сам дядюшка Шантэри. Вот ведь чудовище, ничем не проймешь!
— Это он сам тебе сказал? — Разговор стал столь занимательным, что виконт поставил бокал: не хватало еще расплескать вино. — Про свое величие?
— Нет, монсеньор. Он сказал, что имя маэстро останется в веках.
Ну и довод, и ведь не возразишь! Особенно в разговоре с младшим Арамоной, тьфу ты, с рэем Кальперадо.
— Ну и сколько же реквиемов ты выслушал?
— Восемь, — не моргнув глазом сообщило чудо в мундире. — Мы бы быстрее закончили, но между произведениями нужно делать перерыв не меньше часа. Чтобы они не слились в одно.
— Ну и что же ты выбрал?
— Третий и седьмой. Четвертый тоже красивый, но маэстро говорит, там слаба скрипичная партия, а монсеньору нравятся скрипки… Господин капитан, монсеньор обо мне не спрашивал?
— Герард, во имя Леворукого, как он мог спрашивать о тебе, когда я спрашивал тебя о нем?
— О нем? — Лицо мальчишки стало озадаченным, воистину слишком много музыки опасно для здоровья. — Ой! Конечно же! Прошу меня простить, я совсем забыл. Монсеньор велел, если я вернусь раньше его, передать пакет графу Шантэри. Я думал, что он уже вернулся…
— А он не вернулся. Где вы, кстати говоря, расстались?
— На Голубиной площади. Монсеньор уехал с капитаном Джильди.
Все ясно: Луиджи собирался размять свою рыбину, вот Ворон и решил развлечься. И охота им лезть в море по такой погоде! Ветер, дождь, холодина — брррр…
— Ладно, давай пакет и отправляйся спать. Монсеньор вернется к вечеру, не раньше. И не буди меня ни свет ни заря, понял?
— Понял, сударь, — заверил Герард и зевнул.
Вот тебе, господин жаворонок! Встают с рассветом огородники и молочники, а приличные люди не ложатся до утра и при этом свежи, как померанцы.
Герард еще разок зевнул и исчез. Марсель посмотрел сначала на часы, потом на запечатанный знакомой печатью пакет. «Графу Шантэри в собственные руки». Три часа ночи…. Посол встанет еще не скоро, а Марсель Валме — офицер для тайных поручений при особе маршала. Если бы он утром не спал, Ворон передал бы поручение на словах. Может быть…. И вообще, будь в пакете что-то тайное, маршал не позволил бы мальчишке таскать его по всему городу. Валме отхлебнул мансайского и прозрел: без сомнения, герцог извинялся перед Юлией и успокаивал дядюшку, причем в присущем ему стиле. Нет, прочитать эти письма просто необходимо!