Москвич нахмурился:
— Если принимать решения будет не сам президент, а его окружение — не вижу смысла терять здесь время. Поймите же: я не копаю яму своей стране; я просто считаю, что она должна будет вступить в ситуацию только тогда, когда все для этого будет подготовлено. И полагаю, что мне лучше известно — кого подключать к событиям, в том числе и в Соединенных Штатах.
Столбовиц вздохнул перед тем, как сказать:
— Друг мой, я понимаю, что вам, человеку практически всесильному у себя дома, трудно сразу смириться с положением ожидающего в приемной, когда вы привыкли открывать все двери ногой. Но иногда бывает полезно повторить пройденное. Поймите: в том, что я предлагаю, нет ничего унизительного и тем более опасного. Поверьте, никто из президентской администрации не воспользуется вашими идеями во вред вам или вообще России, вы же, наоборот, чем дальше — тем более станете для нашего истеблишмента привычным и достойным политическим деятелем. А вам ведь это и нужно — чтобы развернуть тут вашу оппозиционную деятельность, основать центр, не так ли?
Оппозиционер покачал головой, как бы сомневаясь.
И в самом деле: его расчет был на шоковую терапию, которой следовало подвергнуть именно первое лицо: одним рывком сорвать занавес с картины ближайшего будущего — ужаснуть и тем самым побудить к немедленным и резким действиям. Одолеть крутой подъем с разгона. Столбовиц же предлагал ползти вверх на первой передаче — это надежнее, может быть, но слишком медленно, да и мотор может перегреться, заглохнуть где-то на середине склона — и что тогда? Сползать задним ходом на исходную позицию? Или, еще вероятнее, сорваться с обрыва?
— В такой ситуации я не уверен, нужно ли вообще переносить центр сюда. Наверное, должен поблагодарить вас за то, что разъяснили мне истинное положение вещей — и мое личное, но я люблю находиться в действии, а не в ожидании.
— Хотите уехать? Без опасений за свою судьбу — там?
— Иногда приходится рисковать даже и своей жизнью.
— Что же, вам решать. Попытаюсь устроить ваш вылет в ближайшее время. Хотя не уверен, что это будет легко.
— Фу. Можно подумать, что забронировать билет составляет для вас проблему.
— Вы, наверное, не представляете, как вы правы. Сейчас это уже проблема. Для вас, во всяком случае. Вы же не мальчик. И понимаете, что, находясь здесь и разговаривая с некоторыми весьма ответственными людьми, тем более — военными, вы получили некоторое количество информации, которая, быть может, сейчас не подлежит вывозу из страны. Ко всему прочему, существует более одной версии по поводу изложенных вами фактов. И пока мы окончательно не убедимся в справедливости одной из них и в ошибочности остальных — возможно, мы попросим вас задержаться здесь.
— Вы отдаете себе отчет?..
— Разумеется. Уверяю вас: никакого скандала не будет. Вы прибыли с частным визитом, никакой государственной функции официально не выполняли. Мало того: есть основания думать, что вы уехали, даже не проинформировав вашего президента о возникшей угрозе. С одной стороны, это говорит в вашу пользу: возможно, это действительно… то, о чем вы упомянули, — испытание какого-то нового оружия, скажем так. Однако только проверка покажет: действительно ли ваш президент не был в курсе вашей поездки сюда — а именно такое впечатление возникло при личном разговоре с ним у нашего хозяина, — или же все заранее срежиссировано — в том числе и его роль. И вот один из способов проверки — его реакция на затяжку вашего визита к нам. На кого он больше обидится: на вас — или на вас? Это нам и предстоит выяснить. Не пугайтесь: ничего плохого с вами тут не произойдет.
— Я вообще не из пугливых. Хорошо. Я обдумаю ситуацию.
— Сколько угодно. Уточнение: вы отказываетесь от предложенной мною встречи?
— Об этом я тоже подумаю. Мне приходилось встречаться с ним раньше, и не уверен пока…
— Чудесно. У меня есть, чем заниматься, и помимо вашей проблемы.
— Нашей! Нашей проблемы!
— Хотелось бы надеяться, что вы правы. Да не смущайтесь: месяц пролетит быстро!
— А тело знает об этом?
Столбовиц лишь пожал плечами.
10
Чудачества тела не прекращались. Однако характер их в эту ночь изменился. А изменение это заключалось в том, что никаких новых фортелей небесный странник на этот раз не выкинул и при очередном наблюдении обнаружился именно там, где ему и следовало бы быть, если бы он подчинялся только тем законам небесной механики, которыми люди до сих пор ухитрялись объяснять все движения светил и их спутников.
Тело начало вести себя просто-таки образцово.
Кажется, можно было вздохнуть с облегчением, тем более и потому еще, что траектория его, которую можно было рассчитывать по известным формулам, начиная с нынешней позиции, уводила тело так далеко от земной орбиты, что не только столкновение, но даже то, что можно было бы назвать сближением с источником опасности, становилось просто невозможным. Тему можно было закрывать, сообщив о таком повороте событий всем, кого это интересовало.
Однако те немногие уже известные нам люди, вообще занимавшиеся телом, пришли к выводу, что с этим торопиться никак не следовало.