Так оно и было в самом начале. Но Кудлатый с первой минуты проявления своего на корабле сразу же избрал правильную линию поведения. Он был своим парнем, которому богатство не мешало чувствовать себя равным с остальными, запросто общаться с ними на их языке, рассуждать точно так же, как они, уважать их — и тем самым вызывать к себе почти, а может быть, и вполне дружеские чувства. Да плюс еще то, что он был болен, тяжко болен, этого он приказал не скрывать, наоборот; а больненьких в России — даже если кусочек ее болтается сейчас в Тихом океане — жалеют, тем более когда они — свои парни и не твои хозяева. Так что — это было уже известно от своих парней, бывших уже вась-вась с матросами и старшинами экипажа, — симпатии здесь, а может, и не только симпатии, будут, в случае чего, на его стороне, а не Гридня, который запанибрата ни с кем не был и как бы возвышался над прочими — это как-то само собой у него получалось. Сразу было видно, что — интеллигент. Это бывает вредно.
Значит — потерпи, Гридень, недолго тебе оставаться тут хозяином. И корабля, и положения в биржевой операции. Все изменится за мгновения. И твои глобалисты получат кукиш с маслом. Тебя с нетерпением ждет кое-кто в России. И будет очень благодарен всякому, кто тебя доставит туда — тепленького. Предположим, это буду я. Тогда мне простятся некоторые колебания в деле — принимать предложение или не принимать, давать деньги на выборы или зажать. Дам, не волнуйся, теперь — дам. Поскольку теперь все останется в моем распоряжении: соглашение-то мы подписали официально, и его признает любое учреждение.
Нет, приятель, я вовсе на тебя не обижаюсь ни за что, хотя — мог бы. Ничего личного. Только бизнес. Да разве у тебя у самого не вертится что-то такое в голове? Разве не это ты имел в виду, когда с ходу согласился принять меня на борт? Да это же самое. Просто я успею раньше. Ты сейчас отвлекся. Спасибо моей лекарше: с нее получился двойной навар. Жаль, что придется оставить ее без твоей мужской поддержки, без всяких твоих достоинств. Ну — такая селяви.
Как все будет выглядеть практически? Вполне натурально. Имеется отставной хахаль. Он вроде бы ничей: ни Гридня, ни мой. Конечно, пока толку от него — никакого. Но это — пока он не задействован в нужном направлении. Вот об этом мы и позаботимся своевременно. То есть — незамедлительно. Потому что сейчас — самое время начинать, пока мы далеко от всего и никаких помех не видно; а ведь даже хорошо продуманное дело порой ломается от мелкой случайности. Введем-ка отвергнутого жениха в игру. Каким способом? Самым простым и для него приятным. Он же алкаш. Слабый человек. Вот сейчас мы возьмем что-нибудь такое, перед чем он не устоит, и запустим процесс. Посочувствуем его мужскому горю, как-никак — бабу увели, да еще и кто увел! До чего же подло с тобой поступил этот тип: воспользовался положением, что ни девушке, ни тебе деваться некуда, тут он — владыка, чуть что не так — и за борт, рыбам на корм. Акулам. Нет, не по-мужски он поступил. Хорошо бы — хоть ты поступил бы по правилам, показал бы этому — да и ей заодно, — чего он на самом деле стоит. Просто, по-мужски показал бы. Да тебе все помогли бы — только начни, все ведь на твоей стороне, потому что все все видят, знают, понимают — тут тесно, тут от глаз не укроешься нигде… Да-да. Таким способом, пожалуй, можно будет парня так разогреть, что он… А я останусь как бы ни при чем — у них бытовуха, в результате глава вышел из строя — и его место занимаю я, потому что больше просто некому, я компаньон и все такое. Только строго предупредить парня: до смерти не надо, это лишнее, а просто надавать так, чтобы он и пальцем шевельнуть не мог. И девчонка — зуб даю — снова к тебе приползет…
Вот именно так. Ну что же: сказано — сделано. Взять с собой… ну, хотя бы эти две — и прямо к нему.
Федор Петрович так и сделал.
— Можно к тебе? Не помешал? Скучища, понимаешь, такая, что и заняться нечем, и поговорить толком не с кем — кроме вот тебя. Я посижу у тебя немного, а? А то прямо как-то не по себе. Земля далеко, Россия далеко, прямо тоска накатывает — а в одиночку я, понимаешь, не привык. Где у тебя стаканчики-то? Ага, вижу.
— Садитесь, — пригласил Минич вежливо. — Скучно, да. Домой охота.
— Может, и окажемся дома скорее даже, чем думаем.
— Если выживем.
— А если нет — то помирать надо весело, согласен? Ну давай — с приятным свиданьицем!..
Все было вроде бы хорошо задумано и рассчитано. Кроме разве что одного: Минич уже и сам успел оскоромиться. И, как обычно в самом начале, настроен был весьма агрессивно.
— Ты чего приперся, мудак старый?
На гостеприимство это никак не походило. И даже Кудлатый несколько оторопел.
— Ты что себе позволяешь, ты!
— А ты? — последовало немедленное возражение. — Ты нас всех угробил! Всю планету, жулье несчастное! Я же тебе все рассказал, было время — поднять тревогу, ударить во все колокола, спасти! Ты же богатый, влиятельный… А ты? Крупно заработать решил? А все остальные пусть подыхают? Сволочь ты, а теперь ко мне пришел? И все они сволочи.
Погоди только, если не сгорим все и не утонем — я обо всех вас такое напишу, что вас народ на лоскутки разорвет, на вонючие тряпочки!..
Такое терпеть, разумеется, не было никакой возможности. Пришлось Федору Петровичу тряхнуть стариной. Хорошим прямым в челюсть он вырубил нахала — тот, не пикнув, рухнул на койку. Счета Кудлатый открывать не стал — ясно, что этот вариант провалился. Повернулся и вышел.