— Если он умер, зачем же сюда приехали вы?
— Он просил. — Хватит с нее и такого ответа. — А вы?
Она ответила не сразу:
— Я уже давно предлагала ему полечить его — видела, что с ним происходит. Он наотрез отказывался каждый раз — говорил, что одно с другим не сочетается. Глупо, но разубедить его не удалось. Или не успела. Смеялся, говорил, что времени жалко — сделал, мол, какое-то интересное наблюдение и ни на что не хочет отвлекаться. Я обиделась. Он позвонил мне через день. Просил приехать. Но я была очень обижена, очень. Потому что… Ладно. Да и работы было много. И вот только сейчас смогла вырваться. Несколько раз звонила ему, но никто не брал трубки; я решила, что он пропадает в обсерватории — за ним такое водилось. Даже такой телескоп, как у него, время от времени приходится гидировать.
«Похоже, не просто деловыми были их отношения», — подумал Минич прежде, чем сказать:
— А еще через день я отвез его в клинику. На этой самой машине. В центр на Каширке.
— Я ведь его сто раз предупреждала! — сказала она с тихим отчаянием. — А он смеялся: «У меня? Да никогда этого не будет!» И вот…
Минич перешел на вторую передачу: здесь было полсотни саженей мелкого песка. От места, где съезжали с дороги, проехали уже метров триста. Минич глянул в зеркало.
И увидел джип. Похоже, тот самый. Тяжелая машина медленно скатывалась с насыпи на эту же тропу. Возвращаются? Повернули, поняв, что встречный направляется именно туда, где они, похоже, только что были?
— Явление третье: те же и незваные гости, — пробормотал он.
— Что?
— Да не знаю. Скоро выяснится, надо думать.
Джип полз, не приближаясь, хотя на этой тропе вряд ли чувствовал себя намного хуже, чем на асфальте. Ну что же — может быть, они вовсе и не преследуют. Вернулись — потому что забыли что-то там, откуда едут…
Минич обманывал себя, потому что отлично знал: тропа заканчивается у дома Ржева, и по ней больше некуда было ехать, а значит — и неоткуда.
Впереди уже виднелись ворота, и следы джипа вели именно к ним и никуда больше.
10
К чести главного оппозиционера следует сказать, что он, будучи человеком проницательным и широко мыслящим, сразу же зацепился именно за те несколько десятков слов, сказанных эсбистом, в которые уложилась возникшая ситуация. Зацепился, отогнав первую, инстинктивную мысль: «Эпидемия» — бежать, бежать как можно скорее…
Сначала он не принял сказанного о теле всерьез; отреагировал, чтобы скрыть охвативший его только что страх за себя.
Зацепился, отогнав первую, инстинктивную мысль: «Эпидемия» — бежать, бежать как можно скорее…
Сначала он не принял сказанного о теле всерьез; отреагировал, чтобы скрыть охвативший его только что страх за себя. Главным в тот миг казалось сделанное генералом предупреждение об опасности лично для него. Но тут же что-то заставило вернуться к услышанному. Интуиция, наверное. Или, может быть, слово «угроза», имевшееся в тексте.
Тогда, в машине, он минуту-другую посидел, закрыв глаза, сплетя пальцы рук — пытаясь понять, что же такое, зародыш какой комбинации таился в очень далеком, на первый взгляд, от политики сообщении. И вдруг понял. Не то чтобы он поверил в угрозу; ни один реально мыслящий человек (а именно таким политик и был) не стал бы всерьез бояться столкновения с небесным телом — не потому, чтобы он сразу же подсчитал, сколь ничтожной была вероятность такого события, но по очень простой причине: всякий здравомыслящий человек твердо знает — этого не может быть потому, что этого не может быть никогда. А кроме того, опытный политик знал, что все беды, катастрофы и прочие несчастья в мире происходят не от природы, а только и исключительно от людей и их деятельности. Замеченное же астрономами тело к людской деятельности никакого отношения не имело — и, следовательно, опасаться его было совершенно нечего.
Нет, выделенная им информация заинтересовала его совершенно под другим углом зрения. Он почти мгновенно увидел и оценил те политические ходы, которые можно было бы предпринять, используя космическую якобы угрозу должным образом, и те политические же выгоды, какие можно стало бы получить в результате таких ходов. Выгоды для достижения давно поставленной цели: привести оппозицию к власти и самого себя — на ее вершину.
Потом, уже в своем кабинете, он продумал все более обстоятельно.
Угроза Земле. Если говорить серьезно — бред, конечно. Но бредовость ее сейчас недоказуема — точно так же, как и ее истинность. А это означало, что угрозой можно будет оперировать с той же уверенностью, как если бы она была установленным фактом.
Угроза столкновения с небесным телом. Что может предотвратить ее? Спросите прохожих на улице — и шестеро из каждой десятки ответят, не сомневаясь: ядерные ракеты. Нынче все настолько образованны, чтобы понимать такие простые вещи.
(«А если это не метеорит или как его там, а дело рук человеческих?» — промелькнула и погасла искорка мысли — чтобы разгореться потом, позже.)
А из этого следует простой вывод — вернул он мысли в прежнее русло: всякое сокращение ракетного парка в мире, и в частности — в России, ведет неизбежно к увеличению этой угрозы, к повышению вероятности полной гибели. И всякий, кто настаивает на таком сокращении, сам является прямой угрозой существованию планеты — не говоря уже о том, что убедительно доказывает свою политическую несостоятельность.