А он принял так, как только и мог. Вот тебе здравствуйте!
— Каких еще американцев?
— То есть как это — каких? Коллег, разумеется, астрономов с гор — Паломара и Уилсона. Со станцией, к сожалению, мы не можем связаться напрямую — я имею в виду МКС, космическую…
— Так, — сказал Волин очень тихо, что всегда служило у него верным признаком крайнего гнева. — Кто же, позвольте спросить, разрешил вам передавать эти сведения американцам?
Собеседник, все еще продолжая думать, что майор ему подыгрывает, лишь недоуменно поднял плечи:
— У нас с ними установлен регулярный обмен научной информацией, давно уже — и не только у нас и не только с ними. Мы и с Австралией связаны — к сожалению, они нам в наблюдениях помочь не могут. А вот канадцы обещали. И Британский астероидный центр — тоже. Какое еще разрешение?
Оставалось только махнуть рукой: люди эти явно страдали дефектами мышления, неполноценностью какой-то — вот так, за здорово живешь, отдают секретную информацию черт знает кому, потому что она, мол, научная. Ученые, что тут скажешь! Только не тому их учили, видно.
Но с другой стороны, было в этом объяснении и нечто безмятежное, успокаивающее: раз сведущие люди говорят обо всем этом так спокойно, значит — на самом деле никакой опасности-то и нет?
Волин заставил себя доброжелательно улыбнуться:
— Значит, вы полагаете, что опасности для планеты нет?
Увы, ответ его вовсе не успокоил:
— Почему вы так решили? Я же вам объяснил: у нас пока недостаточно данных для какого-либо категорического утверждения. Мы сможем дать определенный ответ несколько позже.
— То есть… опасность может и существовать?
— Такой возможности мы не отрицаем.
— И… Земля может погибнуть?
— Если предположить, что столкновение все же возможно? Ну, как небесное тело — вряд ли. Мы все-таки предполагаем, что ни масса объекта, ни его траектория не достигают таких значений, чтобы… Хотя скорость, по предварительным данным, достаточно велика, однако же… Нет, Земля скорее всего уцелеет. Но, разумеется, последствия могли бы оказаться достаточно серьезными. Вы ведь знаете, что жизнь возможна лишь в весьма узких пределах условий, и если какие-то из существующих параметров претерпят серьезные изменения…
— И вы говорите об этом так спокойно?! — не выдержал майор, сорвался все-таки чуть ли не на крик.
Мы все-таки предполагаем, что ни масса объекта, ни его траектория не достигают таких значений, чтобы… Хотя скорость, по предварительным данным, достаточно велика, однако же… Нет, Земля скорее всего уцелеет. Но, разумеется, последствия могли бы оказаться достаточно серьезными. Вы ведь знаете, что жизнь возможна лишь в весьма узких пределах условий, и если какие-то из существующих параметров претерпят серьезные изменения…
— И вы говорите об этом так спокойно?! — не выдержал майор, сорвался все-таки чуть ли не на крик.
— Но мы ведь ничего не можем изменить, не так ли? — несколько удивленно ответил астроном. — И пока все это относится лишь к области предположений, делать научно обоснованные выводы еще рано. А вообще-то, — он полузакрыл глаза, — в галактическом масштабе такая катастрофа не явилась бы чем-то из ряда вон выходящим. То ли бывает! Взять хотя бы взаимодействующие галактики или, как иногда говорят, сталкивающиеся. Вот где энергии! А у нас все, что может быть, — событие весьма локального значения. Наша роль в жизни Вселенной пока, знаете ли, крайне незначительна.
— То есть, — сказал Волин после того, как говоривший умолк, повинуясь едва ли не умоляющему жесту майора, — пока вы ничего определенного сказать не можете.
— К сожалению, вы правы. Но как только картина станет более ясной, мы, естественно, поставим в известность астрономический мир. И если придут результаты американских или канадских наблюдений и расчетов, тоже не замедлим…
— Не только астрономический мир, пожалуйста. — Совладав с собою, майор встал.
— Что?
— Я говорю: информировать следует не только астрономический мир. На Земле существует немало и других миров: мир власти, мир безопасности…
— А, я понял. Да, конечно, мы поставим в известность и правительственные органы. Впрочем, это скорее всего сделает Президиум Академии наук. Хотя… все может быть: вот меня, например, приглашают зачем-то к главе администрации президента, хотя я рассчитывал переговорить лично с самим. Но я уже упоминал об этом, кажется.
— Доложили, — согласился Волин. — Спасибо, что нашли время для разговора с нами.
— Ну, я ведь не президент, — ответил Нахимовский с невеселой усмешкой. — Хотя тоже играю в гольф.
На самом деле — если говорить совершенно честно — Нахимовский вовсе не был настроен столь безмятежно: хулиганское поведение небесного тела, сбежавшего, возможно, с орбиты вокруг Нептуна (здравый смысл призывал отвергнуть эту гипотезу, но интуиция возражала — и одерживала верх), волновало его чем дальше, тем больше.
Нахимовский не зря же был не просто директором научного учреждения, но прежде всего астрономом, доктором наук и тэ дэ.
А впрочем, трудно утверждать, что он сказал бы майору, даже будучи целиком уверен в правоте Просака. Всякое явление, которое пока не удалось исчерпывающе объяснить, таит в себе некую опасность. А директор чего угодно уже в силу своей должности не может не знать, что всякое начальство воспринимает успокоительные доклады с гораздо большим удовольствием, чем тревожащие. А следовательно — волновать начальство следует только тогда, когда иного выхода просто не остается.