А повод был, и не один, а целых два. Предупредить Белый дом, если сам он еще не догадался: в разоружении торопливость — смерти подобна. Для Штатов прежде всего. И второй — подать как следует новость о возможной угрозе из космоса. В Америке политика делается по тем же правилам, что и в России: на всякого президента есть конкурент. И у них выборы в программе, и у них противоборствующие лагери уже строятся в боевые порядки.
Так что если нынешний президент не примет близко к сердцу все имеющиеся аргументы и предупреждения — естественно, придется срочно разговаривать с демократами.
Эти переговоры поручать никому нельзя. Но и говорить о них вслух пока совершенно невозможно. То есть все нити сходятся в одной точке: надо срочно лететь в Штаты. Приглашение сварганят в два счета. Только намекнуть Столбовицу, давнему знакомцу.
А еще до отъезда — организовать должный уровень секретности. Это все же попроще будет, чем там у них. У нас нынче свобода печати поразумнее стала.
Он продолжал думать, но одновременно уже и взялся за дело — не передоверяя секретариату, сам созвонился со Столбовицем в Штатах.
Сделал и еще один звонок. Чтобы предупредить о своем отъезде самого близкого и, безусловно, сильнейшего союзника, на которого надежда: он окажет помощь в задуманном деле, нажав на какие-то из своих рычагов на Западе. Что такие рычаги и кнопки у Гридня имелись — политик не сомневался, хотя на эту тему они никогда не разговаривали: вторгаться в деловые тайны магната было бы действием самоубийственным.
И все же — звонить надо было. Потому что другой серьезной опоры просто не существовало.
— Есть у тебя немного времени?
— Жаль, но считанные минуты. Самолет ждет.
— Понимаю. Камчатка?
— Она. Да, так я слушаю.
— Коротко. Первое: тоже улетаю. Но не туда. Напротив.
— А… м-м… Понял. О причинах знаю. Хотя там с вами ничего не случилось бы. Но потом…
— Да. Второе: информация, которая может оказаться серьезной.
Политик изложил главное менее чем за три минуты. После едва уловимой паузы Гридень ответил:
— Большое спасибо. Это и в самом деле может быть серьезно. Вам желаю счастливого пути. И надеюсь быть в курсе ваших дел там.
— И вам того же. Будете, конечно.
Дав отбой, Гридень минут пять посидел, приопустив веки, словно расслабившись перед дорогой. Потом вызвал секретаря.
— Позвоните на аэродром.
— Позвоните на аэродром. Самолет можно вернуть в ангар. Камчатка отменяется. — Он усмехнулся. — Слишком близка она, не наш масштаб.
Только завершив необходимые действия и размышления, политик позволил себе передохнуть, выпил стакан холодного боржома и позвонил, чтобы несли обед. Проголодался после усиленной умственной работы.
11
Глава президентской администрации гостеприимно указал генералу СБ на кресло перед низким — в стороне от письменного — столиком, сам уселся в такое же — напротив. Улыбнулся не официально, а как единомышленнику.
Да они, собственно, такими и были. Потому что позицию президента в вопросе полного ядерного запрета оба в принципе поддерживали — во всяком случае, в служебное время, — хотя бы потому, что то была позиция начальства, и были готовы всеми возможными способами и силами за нее бороться. Так что главные усилия СБ сейчас были направлены на то, что и принято считать основной задачей, смыслом ее существования: борьбой с проникновением вражеских разведок, в данном случае — в государственные тайны, связанные со стратегическим арсеналом России. Разумеется — применительно к проблемам великого Соглашения (так в высших кругах было принято называть готовившийся документ). И вообще — со всяким противодействием попыткам противников как извне, так и внутри страны. С защитой. А лучшая защита, как известно, — нападение. Об этом и пошел разговор.
— Они же торгаши, — проговорил хозяин кабинета, как бы размышляя вслух о вещах более чем секретных. — И стоит хоть одному просечь, что на деле контракт будет вовсе не на равных, что мы им, не исключено, подсунем куклу, — все может полететь вверх тормашками. Так что смотрите — чтобы ни намека, ни полунамека ни в печати, вообще нигде…
— Тут все схвачено, — уверенно откликнулся генерал. — Тут — порядок.
— А товар лицом предъявляете?
— Повседневно. Везде жизнь бьет ключом, так что они со своих спутников получают такие картинки, что пальчики оближешь.
— Военные не саботируют?
— Проявляют понимание. Но, конечно, не мешало бы им подбросить сколько-нибудь денег и всего такого — успокоить по поводу предстоящего сокращения. Это их всегда волнует.
— Об этом я уже подумал. И президент в принципе согласен. Не очень много, но дадим. И по квартирной проблеме сколько-то выделим. Но суть не в этом. Помните, о чем мы говорили в прошлый раз? Главное — выявлять мнения противников запрета. И пресекать.
— Пока ничего такого не слышно. Ни военные, ни производители…
— Это я знаю. Но ведь беда всегда приходит, откуда не ждешь.
— Неоткуда вроде бы. Демократы — за, парламент — за, откуда же еще можно ждать?
— Ждать надо оттуда, откуда вроде бы нельзя, — сказал хозяин кабинета. — Гром, как говорится, бывает и с ясного неба. Да, кстати о небе — эта ваша информация об этой… комете, что ли, или что это там… Тут тоже ни звука не должно просочиться, ни бита. Не то кому-нибудь вдруг влезет в голову: ради таких вот случаев надо иметь на Земле какой-то ядерный резерв; а кому его иметь? Конечно, великим ядерным — нам да Америке. Вот тебе и повод затормозить Соглашение. Поблагодарит президент за такой подарок, по-вашему?