— Странно, — сказал первый. — Почему его отвезли туда?
Второй, к которому был обращен вопрос, только поджал губы:
— Наверняка милиция — чего же вы хотите?
Этот обмен мнениями уже начал надоедать Миничу.
— При чем тут милиция, хотел бы я знать? — спросил он иронически. — С каких это пор рак гортани считается нарушением закона?
Смысл заявления гости осмыслили быстро.
— Он что — был болен?
Спросили, как ни странно, не Минича, а третьего; видимо, то был местный кадр, коему ведать надлежало. Тот лишь пожал плечами:
— Когда я его последний раз видел — кашлял много, действительно, и с лица спал. Но держался бодро…
— Он пролежал там две недели, — сказал Минич. — Слишком поздно обратились — он все не хотел, не верил, что серьезное, говорил — обойдется, зачем время терять.
— Так, — сказал первый. — Значит, вы считаете, что он умер от болезни? В него не стреляли? Это не было покушением? Терактом?
— Это не я считаю, — начал уже злиться Минич. — Это врачи считают. Стреляли? Смешно — кто стал бы в него стрелять? Что он — коммерсант? Политик?
Эсбист усмехнулся; в улыбке легко читалось: «Как же, много ты понимаешь!..» Вслух же он сказал другое:
— Итак, вы не врач, ясно. А кто же вы? И как мог Ржев вам что-то поручить, если он, с ваших слов, умер? Покойники, знаете ли, не имеют обыкновения давать поручения хотя бы и друзьям. А ну быстро: зачем вы приехали сюда? Найти и забрать — что? Материалы наблюдений, дневники, письма — что еще? Предупреждаю: вы не имеете никакого права ни находиться здесь, ни изымать что бы то ни было. Прошу предъявить все, что вы хотели забрать отсюда, а затем немедленно оставьте этот дом.
Минич вообще-то был человеком законопослушным — в той мере, в какой российский журналист вообще может быть законопослушным. Иначе говоря — он уважал закон как некую абстракцию; встречи же с людьми, этот закон представляющими, почему-то всегда не только не доставляли удовлетворения, но вызывали стойкое желание возмущаться и противоречить. Этот же аккуратный, подобранный человек почему-то вызывал у него особенно сильное раздражение. Поэтому Минич, вместо того чтобы вывернуть карманы и послушно выйти из дома, ответил довольно нагло:
— Как бы не так!
— Что-что? — переспросил эсбист, нехорошо нахмурившись и запрокинув голову, что должно было изображать надменное презрение к ничтожному собеседнику. — Вы отдаете себе отчет?..
Минич уже набрал побольше воздуха в грудь, задержал его на секунду, подыскивая ответ пообиднее. Как и многие журналисты, он стал уже привыкать к тому, что правоохранительные органы старались поменьше связываться со СМИ: почему-то меры, примененные именно к этой категории людей, вызывали наибольшее волнение у общественности — быть может потому, что как раз такие меры освещались в печати с наибольшей широтой и негодованием. Так что Минич решил в выражениях не стесняться. Но в те мгновения, когда он подбирал слова, голос в его защиту прозвучал с той стороны, с какой журналист его никак не ожидал.
Но в те мгновения, когда он подбирал слова, голос в его защиту прозвучал с той стороны, с какой журналист его никак не ожидал.
— Нет, — сказала Джина. — Вы ошибаетесь: он находится тут с полным правом, поскольку является единственным наследником покойного владельца, согласно завещанию. А вот вы? Есть ли у вас надлежащие постановления?
— А вы кто такая? Не лучше ли вам вообще помал…
Эсбист вдруг умолк, словно подавился собственными словами. Но тут же продолжил — уже совершенно иным тоном:
— Кажется, мы с вами уже встречались?
— Несомненно, — подтвердила женщина.
— Напомните — где?
— Совсем недавно. На совещании у Виктора Порфирьевича.
— Д-да, действительно. — И эсбист вдруг нормально, совершенно по-человечески улыбнулся. — Здравствуйте. Не ожидал увидеть вас здесь. Мне не доложили…
— Я никого не предупреждала. С покойным Ржевом Люцианом Ивановичем я была лично знакома. Я в курсе его работ.
— Вот как? Что же, это меняет дело, Зинаида… Самсоновна — если не ошибаюсь?
Она не сказала в ответ «У вас хорошая память», так что ему не пришлось с улыбкой признать, пожав плечами: «Профессия». Просто кивнула.
— Хорошо. Мы не станем больше мешать вам. Хочу только предупредить: обладая соответствующими полномочиями, мы еще до вашего приезда произвели осмотр помещений. Обнаруженный дневник наблюдений изъяли для более подробного ознакомления. По минованию надобности передадим в соответствующее научное учреждение, в какое — мы вам сообщим. К ним и будете обращаться в случае необходимости.
Он обернулся к своим, слушавшим этот разговор с непроницаемыми лицами:
— Здесь все в порядке. Поехали.
И через несколько секунд во дворе сдавленно рыкнул мотор, и джип пустился в обратный путь по собственным следам.
Но Минич при этом не испытал никакого облегчения. Вот, значит, какую дамочку он привез сюда на собственной машине!
Он повернулся, чтобы смерить Джину неприязненным взором. И увидел, что она безмятежно улыбается. Может быть, даже посмеивается? Не над ним ли смеется? Да над кем же еще?
— Извините, — сказал он сухо. — Не знал, что вы тоже… из этого семени… Зина.
— Да вовсе нет, — ответила женщина непринужденно. — Не из них. Но встречаться приходилось — и наверняка еще придется. Хотя я не состою в их сотрудниках — ни в штатных, ни в секретных.