Поговорив еще немного с медиками, он ушел, молча попрощавшись с останками. Знал, что старик — или теперь он уже не был стариком? — его слышит. Сел в свой микротарантас (так именовал Минич средство передвижения итало-российского производства, возрастом, пожалуй, лишь немного уступавшее ему самому), завел мотор и еще минутку постоял на месте. Не только для того, чтобы прогрелся движок; он решал дилемму, возникшую между велением здравого смысла и настроением.
Рассудок советовал ему поехать в редакцию его родной «Вашей газеты». День был рабочий, а несделанных дел там всегда хватало. Настроение же активно выступало против: остаток дня — вся вторая половина — находился, по сути дела, в его распоряжении: на сегодня он взял отгул, чтобы провести этот день с умирающим; чувствовал, что другой такой возможности больше не будет, а к Ржеву относился со всей сердечностью. И был смысл в том, чтобы использовать это время в интересах покойного, иначе совесть непременно станет мешать работе.
Минич глянул на бензомер. Туда и обратно — в круглых цифрах этак триста двадцать — триста тридцать километров; но он только вчера залил полный бак, так что заправляться не придется. С бензином последние дни был очередной напряг — в том смысле, что цена опять подскочила. А там, близ природы, легче, пожалуй, будет прийти в себя. Если же не поехать… Минич прекрасно знал, чем закончится день, если он останется в городе: вечером непременно понадобится залить печаль, что означало очередной сход с рельсов. А это было бы, пожалуй, лишним — во всяком случае, до похорон. Минич хорошо знал свои слабости и давно уже научился с ними договариваться; не только политика — искусство компромиссов, но и вся эта жизнь. А слово это сейчас, когда смерть только что прошла совсем рядом — не его смерть, но все же и не совсем посторонняя, — вдруг приобрело особое, какое-то выпуклое значение.
Приняв решение, он вырулил на Каширку и вместо того, чтобы свернуть направо, к центру, взял левый поворот — в направлении кольцевой.
7
Пятьдесят четвертый президент Соединенных Штатов находился сейчас в некоторой нерешительности, хотя такое состояние возникало у него весьма редко; напротив, он был известен стране и миру как человек решительный.
Приняв решение, он вырулил на Каширку и вместо того, чтобы свернуть направо, к центру, взял левый поворот — в направлении кольцевой.
7
Пятьдесят четвертый президент Соединенных Штатов находился сейчас в некоторой нерешительности, хотя такое состояние возникало у него весьма редко; напротив, он был известен стране и миру как человек решительный. Дело в том, что в решениях — и уже принятых, и в тех, что еще только предстояло принимать, готовя Соглашение о глобальном ракетно-ядерном разоружении, — процент риска, как порой казалось президенту, был неоправданно высоким.
Когда Россия выступила с этой инициативой (в личном разговоре, строго конфиденциально) и ее глава сразу же предложил ему полное соавторство, хозяин Белого дома, давно уже озабоченный практической утратой контроля над распространением ядерного оружия, раздумывал недолго. Все показалось ему не просто приемлемым, но и выгодным — для Америки, а значит, и для всего человечества — и лично для него, разумеется, тоже. Он вдруг убедился в том, что честолюбие в нем оказалось куда сильнее, чем он привык считать; хотя, конечно, всегда понимал, что люди, лишенные этого качества, не становятся президентами даже компаний, не говоря уже о государствах.
Сомнения пришли с другой стороны — и не сами по себе, но после серьезных разговоров с министром финансов и еще двумя советниками — с глазу на глаз с каждым, чтобы собеседник высказывал именно свои взгляды, а не присоединялся к мнению другого, более авторитетного, может быть, участника беседы.
И сомнения, и предостережения, высказанные двумя из трех, совпали полностью, третьим же — процентов на шестьдесят. Это заставляло серьезно задуматься.
Нет, ни один из троих не удивился самой идее: люди умные и информированные, они отлично понимали, что время решительных действий по устранению ядерной угрозы с третьей стороны (как это принято было называть) — время это подошло и готово постучать в дверь. Вот оно и постучало.
Однако опасность предстоящих действий для экономики страны (а значит, и всей планеты — это вслух не говорилось, но подразумевалось) существовала, и пренебрегать ею было бы преступлением.
Для того чтобы свести ее к минимуму, следовало ни в коем случае не допускать спада, который по своим последствиям мог бы оказаться ничуть не лучше, скорее даже хуже, чем ядерный террор со стороны двух-трех еще не умиротворенных преступных государств или организаций. Как-никак ядерный зонт у Штатов был, и от него откажутся в последнюю очередь — если вообще откажутся.
Заключать Соглашение было и выгодно, и необходимо; на этом сошлись все. Но — и непременно — на условиях, которые полностью устроят Соединенные Штаты. И не только по формулировкам. Следовало зорко наблюдать за тем, чтобы ни одна запятая в тексте не дала кому-либо возможности поступать вопреки интересам Америки.