— Я хочу услышать ваше мнение в двух словах. К аргументам перейдем позже. Двух даже много. Да или нет? Только не говорите, что слова «Да» в лексиконе дипломатов не существует. Это пусть остается для конференций, а я — парень деревенский, и мне по душе прямота.
Собеседник — государственный секретарь — улыбнулся. Всему дипломатическому миру уже стало известно, что эта его улыбка никогда ничего доброго не предвещала. Эта информация пришла из Министерства финансов; министром финансов госсекретарь был в предыдущей администрации, и для всех стало неожиданностью, когда ему, демократу, президент предложил иностранный портфель: понимали, что это не просто дружеский жест в сторону оппозиционного Конгресса. Назначение говорило о том, что в области внешней политики предполагаются какие-то значительные акции, для реализации которых нужен именно такой человек.
Назначение говорило о том, что в области внешней политики предполагаются какие-то значительные акции, для реализации которых нужен именно такой человек.
— Я все же использую два слова, — ответил он главе государства. — И они будут: «Да», «Но».
Чего-то подобного президент и ожидал. И невольно усмехнулся.
— Ну ладно, — сказал он. — Расшифруйте это ваше «Но».
— Не рано ли — именно сейчас?
— Рано? В скором времени будет переизбираться половина Конгресса…
Президент встал, отошел от низкого столика, за которым оба сидели. Подошел к окну, секунду-другую постоял, глядя поверх эллипса вдаль — на серый обелиск мемориала Вашингтона.
— Если бы мы могли завтра послать экспедицию на Марс, — проговорил он медленно, — с этим договором можно было бы и подождать, согласен. Но в НАСА непреклонны: нужно еще как минимум одно серьезное ходовое испытание «Амбассадора». Без людей, конечно. Мы ведь не хотим, чтобы экспедиция превратилась в приключение с непредсказуемым исходом? Так что в чем смысл вашего «Но»?
— Я имел в виду другое. Вы уверены, что русские нас не надуют?
— Хотелось бы верить, — вымолвил президент не сразу, словно бы не вдруг возник у него такой ответ, а только после серьезного раздумья.
8
Информация схожа с водой: всегда находит дырочку, в которую можно просочиться. Но есть и серьезная разница: вода всегда течет вниз, информация же порой избирает самые причудливые пути.
Председатель Объединенной российской оппозиционной партии имел разговор с директором СБ. Происходил этот разговор не в московском Капитолии, как можно было бы предположить, и уж подавно не на Лубянке, но в лимузине. Оппозиционер пригласил директора Службы из любезности: у генерала вдруг скис его служебный «мерс», что у машин этой марки случается, как все знают, достаточно редко. Во всяком случае, именно так это должно было выглядеть — и действительно выглядело — со стороны. Просто отъезжая от только что открытого памятника Рабле (ответное действие на открытие в Париже монумента Гоголя), на котором присутствовали больше половины видных политиков — все, кто в этот день находился в Москве, — глава оппозиции пригласил директора в свою машину.
Оба пассажира чувствовали себя достаточно непринужденно: в свое время работали в одной и той же конторе. Правда, потом пути их, казалось, разошлись. Не по их желанию, но в связи с политической необходимостью. Так что отношения их друг с другом, по сути, не изменились — только перешли на новый уровень, стали масштабнее, а значит — и ставки в игре, которой, как известно, и является жизнь, возросли намного.
— Так что слышно? — спросил оппозиционер, прекрасно понимавший, что «мерседес» тут ни при чем и не ломалось в нем ничего.
— Как здоровье? — вопросом же ответил директор.
— Вроде бы нет причин жаловаться. А что?
— Да вот информация пошла — ожидается грипп. Чуть ли не эпидемия.
Наблюдательный человек заметил бы, что эта новость серьезно озадачила главного оппозиционера.
— Уверен?
— Из первых рук. Главного эпидемиолога.
Имелся в виду, однако, начальник кремлевской охраны.
— Та-ак… И быстро она движется? Эпидемия?
— Ну, идет с Камчатки — так что дня за три доберется.
— Та-ак… И быстро она движется? Эпидемия?
— Ну, идет с Камчатки — так что дня за три доберется.
Услышь это медик — он только ухмыльнулся бы. Но оба разговаривавших оставались совершенно серьезными.
— Три дня… — пробормотал оппозиционер. — Такой, значит, поворот…
— Так что, — продолжил генерал, — если есть болезненные ощущения… я бы лично взял отпуск по здоровью — и на юг куда-нибудь. А вообще-то плохо ты бережешь здоровье последнее время.
— Ну, кабы знал бы, где упал бы, то соломки подостлал бы. Скажи: ты в приметы веришь? Веришь, конечно: к тебе вон и экстрасенсы ходят…
— Вреда от этого не вижу. А что?
Политик ответил не сразу, а перед тем, как заговорить, даже усмехнулся смущенно, что вовсе не было ему свойственно:
— Да лезут, понимаешь ли, в голову всякие нелепости, и чем больше о них думаешь — тем больше кажется, что это не такие уж несуразности. Помнишь, с месяц назад по ящику — по повторному каналу — показывали старую ленту, американскую, наверное, названия не помню — о том, как налетает на Землю какая-то глыба из космоса, и отвратить катастрофу можно только ядерной атакой на нее. Видел? Я не оценил. А ведь это было предупреждение. Я — глыба, а ядерная атака…