— Там уж лучше бы не было, это точно, — предположил Минич, и Джина с ним согласилась.
— Ко мне? — продолжал размышлять репортер. — Туда они первым делом кинутся. К Люциану? Тоже место известное.
— Куда угодно, только из Москвы выбраться, — рассудила Джина. — Куда-нибудь за сто первый километр; снять на время жилье, хоть какое, только подальше от большой дороги… Где милиция нечасто показывается.
— Ну, эти-то в милицию не обратятся.
— Эти. А — те?
Минич пожал плечами:
— Снять… У тебя что — деньги есть?
Она кивнула. Деньги и в самом деле были — не очень большие, но для начала хватило бы.
— Я же этого… хозяина — исцелила. Ну, почти. Что же думаешь — даром работаю? А платит он честно и неплохо. Расходов у нас не было, а то, конечно… Ты одной водки, наверное, на тысячу проглотил. А то и больше: тут все напитки — высшего сорта.
— Ладно, хватит об этом, — поморщился Минич. Он не любил, когда напоминали о том, что случалось ему вытворять после выхода на орбиту. — Что было — сплыло. Ты лучше скажи — как до этого сто первого километра добраться? На электричке? Думаешь, нас на вокзалах искать не станут? Еще как!
— Марик, а станут ли? В конце концов, свое дело я, в общем, сделала: человек от болезни почти избавился, травы он и без меня пить может, а ты им и вообще не нужен…
Он покачал головой:
— Не в тебе одной дело, я думаю. Тут разные мысли в голове шевелятся. Я ведь ему, по пьяному делу, все выболтал насчет Люциана и этого — Тела Угрозы, что ли. Сколько мы тут с тобой кантуемся — неделю? И нигде ни слова — ни в газетах, ни по ящику. Значит, и он решил эту новость утаить. Не знаю зачем, но получается, что все, кто знает, хотят на этом как-то сыграть в свою пользу — и Гречин, и этот Федор. Даже вот Хасмоней… Так как же после этого меня отпускать: я ведь никому не обещал, что буду молчать. И не буду! Не шутки: весь мир может накрыться — и такое утаивать!
— Не так громко: услышат.
— Ладно… Поэтому, честно говоря, не очень мне нравится этот твой сто первый километр. Наоборот — тут надо быть, искать возможность крикнуть так, чтобы все услышали. Потому что ведь — гибель-то реальная, и уж от нее ни на каком километре не спасешься! Тут весь мир должен на уши встать, все правительства, вся наука и техника! А ты говоришь — зарыться в стог поглубже…
— Я же не говорю — надолго. Но хоть на несколько дней, пока будут искать усердно. А за это время что-нибудь придумаем. И не нужна электричка: у тебя же машина есть. Вряд ли ее кто-нибудь стал искать после того, как нас увезли. Ночью добраться до гаража, сесть и — вон из города. А?
Минич усмехнулся:
— Если только она с места сдвинется. Там аккумулятор уже на ладан дышал, давно пора была менять, да вот не собрался.
— Она же ездила.
— Ну да, каждый день, так что батарея сесть не успевала, шла подзарядка. А за неделю… — Он покачал головой. — Конечно, машина выручила бы. Только не моя. Разве что угнать? — оживился он.
— Тебе что, приходилось?
— Да нет. — Он пожал плечами. — Но дело не очень-то и сложное. Запускать без ключа мне и свою случалось не раз. Ночью вряд ли спохватятся, а к утру придется уже где-то укрыться.
— Надо еще подумать. Но все равно я тут услышала случайно — завтра он приезжает. Федор Петрович. Тогда уйти будет труднее. Давай этой ночью отсюда уйдем, а дальше — видно будет. Всего не предусмотришь. Ах, хорошо бы все-таки добраться до дачи — посмотреть на небо, как там все выстраивается…
— Тогда вот что: давай попробуем сейчас уснуть — чтобы ночью не клевать носом. Я, например, сейчас усну с легкостью.
— Попробую и я…
На этом их совещание закончилось, не принеся, в общем, никакой ясности. В постели они на эту тему больше не разговаривали — вспомнили, что эта принадлежность мебели предназначена не только для сна.
Так что уснули очень не сразу — но зато глубоко. И трудно сказать, проснулись бы они вовремя и решились бы в конце концов спуститься со второго этажа, скрутив из простынь веревки — как это делается в приключенческих романах. А если бы и предприняли столь романтическое действие — их скорее всего заметили и схватили бы, едва они коснулись бы земли. Охрана кудряшовского особняка велась на высоком уровне.
Но все это так и остается лишь в области предположений. Потому что на самом деле все произошло по-другому.
Пожар на чердаке начался в середине ночи. Впоследствии так и не удалось однозначно установить: то ли дежуривший там браток, задремав с непогашенной сигаретой, заронил огонь, то ли случилось столь часто поминаемое пожарниками короткое замыкание электропроводки — но деревянные, сухие до звона стропила старинного строения, числившегося до того, как Федор Петрович приобрел его, даже памятником старины, — стропила эти только огонька и ждали, чтобы вспыхнуть веселым и широким пламенем. Противопожарная сигнализация сработала, но когда спавшие, повскакав, бросились наверх, то поняли, что своими силами тут никак не обойтись. Накрутили ноль-один. Пожарные машины прибыли исправно и принялись за свою работу, проследив, чтобы в доме людей не оставалось; что до сторожевых собак, то их успели вывести раньше и запереть на заднем дворе — иначе борцам с огнем пришлось бы солоно. Находившийся в доме персонал до последней возможности держался в подвальном этаже, где находились сейфы и прочие важные хозяйственные и деловые устройства.