«Может, просто политики не того масштаба?» — подумал собеседник с изрядной долей ехидства, одновременно отвечая вслух:
— Ни слова не прорвалось — и не прорвется, я совершенно уверен.
Если у него это получилось чуть ли не век тому назад, да еще не где-нибудь, а на Британских островах, то неужели же мы за это время не научились делать это еще лучше?
«Может, просто политики не того масштаба?» — подумал собеседник с изрядной долей ехидства, одновременно отвечая вслух:
— Ни слова не прорвалось — и не прорвется, я совершенно уверен.
— Хорошо. Спасибо. Ну, где там наши Цицероны и Марковы-вторые? Собрались? — Он вздохнул. — Ладно, вода в ступу налита, пест в руках — пойдем толочь в поте лица…
2
Когда стемнело, Минич первым спустился с чердака по лестнице и придерживал ее, пока на земле не оказалась и Джина. Небо оставалось чистым. К вышке прокрались, как всегда, стараясь не шуметь — теперь по этому маршруту они могли бы пройти без единого звука даже во сне. У вышки Минич подсадил на высокую ступеньку Джину, влез сам. Вошли в будку. Минич задвинул засов.
На ощупь приготовились к наблюдению, Минич медленно — чтобы, не дай Бог, ничего не скрипнуло — раздвинул створки, еще медленнее, с усилием крутя ручку поворотного механизма, ориентировал круглую платформу с куполом в нужном направлении — подвернуть пришлось бы совсем немного, если бы платформа оставалась в той позиции, в какой закончилось последнее наблюдение, позавчерашнее; однако ее каждый раз приходилось возвращать в то положение, в каком купол находился в день, когда они здесь поселились. Джина тем временем сняла чехлы с зеркала и окуляра. Вчера долго провозились, ориентируя телескоп по новым координатам. Куда как легче было наблюдать тело: подстраивать инструмент не приходилось: каждое движение было рассчитано заранее, ожидаемое положение тела — известно. Или, вернее, ожидаемые положения, заранее рассчитанные покойным Люцианом — не так, как сделали бы это в любой обсерватории, но с учетом присутствия Небиры где-то в пределах видимости. Если удастся найти… Сейчас они этим займутся: включив камеру, уйдут в погреб — там успели уже высохнуть фотографии, сделанные прошлой ночью, и сейчас придется очень внимательно разглядывать их. И если — дал бы Бог! — окажется, что какая-то черточка не принадлежит ни одному из известных в этом секторе объектов, то… то придется садиться за компьютер и до изнеможения считать, чтобы хоть приблизительно понять — из положения, в котором сейчас находится тело, по какой траектории двинется оно дальше. В определении этого и заключался тот момент истины, о котором они думали и говорили с самого утра, да и накануне вечером тоже. И — как и предвидел покойный Люциан — именно теперь можно было надеяться на успех: по расчетам, Небира была уже на таком расстоянии от центрального светила, что успевшая тысячи лет тому назад замерзнуть ее атмосфера — из чего бы там она ни состояла — должна была, нагреваясь, таять, переходить в газообразное состояние — а это сразу как бы увеличивало видимые параметры планеты и давало возможность обнаружить ее не только на кончике пера, но и на фотографии и просто — приблизив глаз к окуляру… А дня через три ее можно будет разглядеть и простым глазом, любой увидит ее, если у него нормальное зрение и он знает, куда смотреть. Если кто-то знающий подскажет.
Через четыре с лишним часа, когда из глаз уже текли слезы от напряжения, Джина сказала даже не со вздохом, а с каким-то судорожным всхлипом:
— Вот она.
3
— Ну, как там наши отреагировали на то, что никакой это не корабль, а нормальный обломок мироздания?
— С облегчением. Брюс, Земля сообщает, что в таком случае будут предприняты меры по уничтожению тела заблаговременно.
Нам сообщат, как только сделают все уточнения.
— У нас вроде бы свободный часок?
Она улыбнулась:
— Знаешь, мне пришло в голову то же самое. Но Земля хочет, чтобы мы попытались установить связь с русским кораблем. Наверное, он летит с таким же заданием, как и мы.
— Пусть русские потерпят еще часок.
— Иногда ты говоришь умные вещи…
4
Русские были заняты своими делами.
— Ракета номер первый — к бою!
— Номер первый к бою готова.
— Оптика?
— Держу цель.
Сам же Зернов занялся тем, что он называл «выходом на огневую позицию»: нацелил «Ураган» носом на тело. Он уже привык к тому, что оно представлялось взгляду как бы колеблющимся, даже мерцающим — это зависело от того, какую часть своей до причудливости неровной поверхности тело, без устали кувыркаясь, подставляло в каждую секунду солнечным лучам: бока (как называли космонавты его длинные стороны) или же торцы — тогда яркость сразу и заметно падала. Вращение тела было равномерным, происходило в определенном ритме, и взгляд воспринимал как бы точки и тире — романтически настроенному наблюдателю это представилось бы сигналами из космоса; но не специалистам, конечно.
— Через три минуты оно подставит бок — надо будет угодить в самое темечко.
Темечком они окрестили относительно ровное, со стомильного расстояния казавшееся совершенно гладким местечко на том боку, которому предстояло вот-вот появиться в их поле зрения.