Тело Угрозы

Это подкосило его. Всего он ждал, но не такого пренебрежения и не такого разочарования во всем — в редакторе, в газете, в стране России, в самой жизни. Он вернулся в квартиру Джины, как говорится, на автопилоте, сразу же бросился к телефону (совершенно забыв, что отсюда звонить ему никак не следовало; впрочем, теперь ему уже все равно стало) и набрал номер Гречина.

На работе главного редактора еще не было. Минич позвонил по домашнему. Уже выехал. Тогда он набрал номер сотового, и тут Гречин наконец откликнулся:

— Да, кто там? В чем дело?

Голос главного был весьма недовольным. Но для Минича это уже не имело ровно никакого значения.

— Это Минич.

— А, Марик. Что стряслось?

— Статьи нет, — только и выговорил Минич в сумасшедшей надежде на то, что произошло какое-то недоразумение, и Гречин сейчас скажет: «Как это нет? Плохо смотрел. Мы просто изменили название», и тут же объяснит, на какой странице надо искать этот материал, или хотя бы начало его.

Услышал он, однако, другое:

— А почему ты решил, что она пойдет в этот номер?

— То есть как?

— Разве я тебе обещал такое? Это, Марик, дело серьезное, и сперва надо показать специалистам — не напутано ли у тебя с терминологией, со всякой спецификой… И вообще — надо посоветоваться, а не так — раз-два и в дамки.

Мы просто изменили название», и тут же объяснит, на какой странице надо искать этот материал, или хотя бы начало его.

Услышал он, однако, другое:

— А почему ты решил, что она пойдет в этот номер?

— То есть как?

— Разве я тебе обещал такое? Это, Марик, дело серьезное, и сперва надо показать специалистам — не напутано ли у тебя с терминологией, со всякой спецификой… И вообще — надо посоветоваться, а не так — раз-два и в дамки. Репутация газеты, знаешь ли ты, слишком большая ценность…

— Когда же? Завтра?

— И не завтра. Дадим тогда, когда сможем. Сейчас много места берут камчатские материалы — президентский визит, и все такое. Вот разгрузимся немного, как раз и согласовать успеем…

Минич ушам своим не верил. Это — Гречин? Тот самый Гречин, что любил повторять: «Для нас есть одно мнение — мнение читателя, один авторитет — читатель, и один закон: читатель должен знать все!»? Нет, что-то должно было стрястись немыслимое, чтобы он…

— Ну что же, — сказал он в трубку сухо. — Если у вас не хватает смелости, найдутся другие люди — посмелее. Статья — моя, и я добьюсь…

— Не советую, — прервал его Гречин голосом, не предвещавшим ничего хорошего. — Не делай глупостей.

Минич секунду искал ответ поядовитее; не нашел и просто брякнул трубку на аппарат. Постоял, сжимая кулаки, дыша тяжело, как в конце третьего раунда. Снова набрал номер — уже другой.

— Отдел писем…

Он постарался говорить обычным голосом, но получилось все равно хрипло и не очень внятно:

— Любочка? Привет. А Хасмоней жив?

— Как всегда — смеется сквозь слезы, — доложила Любочка. — Тебе его выдать?

— С потрохами.

— Людоед, — тут же сказал уже Хасмоней, слушавший, надо полагать, по параллельному. — А пошло бы тебя подальше: что с тобой происходит? Перебрал с утра пораньше? Вообще катехуна?

Хасмоней обожал подобные аббревиатуры, звучащие вполне цивилизованно, даже вроде бы по-японски, при не совсем приличном содержании. И все его знакомые этот язык понимали.

— Если бы. Чего мне надо? Где тот материал, что я вчера тебе сдал?..

— Сразу же вручил шефу. Расписки, правда, не взял — но и уговора такого не было.

— Ты сам его посмотрел?

— А ты меня просил? Нет, конечно: к чему мне? Многия знания дают многия печали — предостерегал еще царь Шломо. Так — заглянул краешком глаза. Лихо закручено. А в чем дело, собственно? Хочешь что-то исправить? Дополнить?

Минич заранее был более чем уверен, что Хасмоней все прочитал, конечно: любопытство его было поистине неуемным. Но почему-то он не любил в этом признаваться.

— Хочу только выяснить — почему он не пошел, — пояснил автор.

— Не пошел сегодня — пойдет завтра. Не впервой.

— Слушай, не в службу, а… Поинтересуйся в секретариате: его куда-нибудь вообще намечают? Тебе они скажут, а меня скорее всего пошлют куда подальше. Да и…

Он чуть было не сказал, что боится показываться в редакции. Но Хасмоней уже после вчерашнего должен был и сам сообразить.

— М-м… Могу попробовать.

— Сейчас.

— После обеда.

— Сейчас. Просто перезвони по внутреннему…

Хасмоней не любил делать что-либо сразу. По его любимой сентенции, всякое дело должно созреть, рыбка — завонять, яичко — подтухнуть, и только тогда их можно употреблять в пищу. И на сей раз он недовольно покряхтел:

— Что — пожар? По-моему, это пустышка.

— Нет. Поверь мне — нет.

— Ну ладно. Хотя и… Давай номер — я тебе сразу же позвоню.

— Записывай…

Минич продиктовал номер.

— В пределах получаса, — пообещал Хасмоней.

— Буду у тебя в долгу.

— А ты что — начал отдавать долги? — не смог не съязвить главный письмоводитель редакции. — Значит, конец света действительно близок.

И положил трубку, дав Миничу лишний раз понять, что материал о конце света им прочитан и принят к сведению.

Ладно. Обождать полчаса. Получить подтверждение того, что статья никуда не планируется — ни на этой неделе, ни вообще. Затем созвониться с шестьдесят четвертым, «Шахматным» каналом. Последний раз они вроде бы остались довольны, приглашали еще. И предложить им. Утереть нос Гречину, оказавшемуся перестраховщиком и трусом. Договориться с телевизионщиками о встрече.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202