А ведь вовсе не исключено, вдруг подумал он и снова дернулся на сиденье, что Кудряш и сам уже получил эту информацию. Даже наверное — получил, если только об этом что-то известно спецслужбам: у него там есть приятели. В таком случае обратиться к нему с таким предложением — значит выбить оружие из его рук.
Если бы знать сейчас поточнее — каким временем можно располагать до того, как скрывать информацию станет уже невозможно; и — каким временем в этом мире еще располагает Федор Петрович! Но врачи, в честности которых по отношению к себе Гридень не сомневался, не имел оснований сомневаться, — врачи, наведя осторожные справки по своим медицинским каналам, выяснили только, что Кудлатый улетит — если только уже вчера не улетел — в Германию, решив лечиться, а возможно, и оперироваться там, если потребуется.
В таком случае обратиться к нему с таким предложением — значит выбить оружие из его рук.
Если бы знать сейчас поточнее — каким временем можно располагать до того, как скрывать информацию станет уже невозможно; и — каким временем в этом мире еще располагает Федор Петрович! Но врачи, в честности которых по отношению к себе Гридень не сомневался, не имел оснований сомневаться, — врачи, наведя осторожные справки по своим медицинским каналам, выяснили только, что Кудлатый улетит — если только уже вчера не улетел — в Германию, решив лечиться, а возможно, и оперироваться там, если потребуется. Не то чтобы Федюня не верил в искусство российских докторов; он не верил в их неподкупность, как не верил в неподкупность вообще: таких людей на его богатом событиями жизненном пути ему как-то не встречалось, а его быстрый и полный уход от всех дел на этом свете устраивал бы слишком многих; вот он и предпочел заграницу. Формально это как бы давало возможность ни о чем его не информировать; но Гридень понимал, что такая отговорка Кудряша никак не устроила бы; а что он продолжит оставаться в курсе всех дел и находясь в Баварии, Гридень нимало не сомневался. Выходило, что, окончательно прояснив обстановку, придется слетать на денек туда — чтобы не вводить в курс событий новых людей и тем не увеличивать возможности утечки информации. Да, придется лететь — дело стоит того, чтобы ради него и подсуетиться немного…
7
Итак, ни щелкопера, ни девицы его найти сразу и взять не удалось, за что майору Волину было высказано неодобрение и приказано кровь из носа — но найти и обеспечить. Пришлось искать всерьез. Конечно, не обошли вниманием редакцию, в которой он числился; обратились прямо к Гречину. Гречин обратившуюся организацию искренне уважал и с великой радостью рассказал бы им все, что знал; но, во-первых, где именно обретается сейчас Минич, Гречину не было известно, а во-вторых (и в-главных) — главу оппозиции он уважал, да и побаивался все же значительно больше, чем СБ, потому что по сегодняшнему раскладу не СБ контролировала оппозиционера, а как раз наоборот. Поэтому раз ему было указано держать язык за зубами — он так и сделал и на вопросы розыскников только развел руками: исчез Минич, да и все тут. Правда, он не отказался от разъяснений — так что по его словам выходило, что Минич время от времени запивает и тогда исчезает неизвестно где.
— А тут у него, понимаете ли, возникла и причина: какой-то старый дружок его умер в больнице, собутыльник, наверное; вот он и отпросился у меня на похороны, а уж там скорее всего не смог удержаться — сорвался. Как он сам говорит — вышел на орбиту.
— Гм, — отозвался майор. — И как долго он может на этой орбите крутиться?
— Ну, по опыту полагаю — не меньше недели. Но уж и не больше двух. Зависит от денег — не знаю, как было у него с ними, вроде бы негусто — но от покойного могло что-то остаться: запас спиртного, например. Дружат-то обычно по сходству характеров…
— Две недели — долго… — вслух подумал Волин. — Ладно, будем искать…
— А собственно, зачем он вам так вдруг понадобился? У меня и кроме него есть пробивные ребята…
— Спасибо, ребята и у нас есть. А он потребовался… так, по встретившейся надобности. Значит, вы считаете, он, когда протрезвеет, придет к вам?
Гречин охотно объяснил, что Минич всегда, выйдя из запоя, возвращается в редакцию — потому что больше ему просто некуда деваться, а здесь дают заработать на жизнь. Волину пришлось удовлетвориться таким объяснением, и уехал он, увозя лишь обещание сообщить сразу же, как только Минич окажется в поле зрения.
В душе Гречина, правда, не было уверенности в том, что он это свое обещание выполнит: сначала ему самому надо было использовать Минича до последней возможности, а потом пускай уж возится с ним, кто захочет.
Так что, проводив посетителя (в присутствии которого Гречин, для вящего правдоподобия, вызвал нескольких сотрудников, которые могли вроде бы знать что-то о Миниче — но, к сожалению, ничего нового не знали), Гречин вздохнул облегченно: Минич ведь мог позвонить в любую минуту — сказать, что материал сделан и он готов привезти его, — как тогда стал бы Гречин выглядеть в глазах органов? Главный редактор не любил портить отношения с кем бы то ни было — сейчас для его должности это почиталось едва ли не основной добродетелью; такие вот пришли времена.