Однако внешне он продолжал выглядеть совершенно спокойным.
— А знаете, на самом деле это очень кстати. Я, откровенно говоря, немного устал и с удовольствием на денек-другой расслаблюсь. Разве что проедусь, может быть, по ближайшим магазинам — из Америки не принято возвращаться без гостинцев.
Однако внешне он продолжал выглядеть совершенно спокойным.
— А знаете, на самом деле это очень кстати. Я, откровенно говоря, немного устал и с удовольствием на денек-другой расслаблюсь. Разве что проедусь, может быть, по ближайшим магазинам — из Америки не принято возвращаться без гостинцев.
На это Столбовиц очень серьезно возразил:
— Знаете, друг мой, вот этого я вам никак не посоветую. Думаю, вы поймете — почему. Я бы на вашем месте не очень удалялся от дома. А подарки никуда не денутся, все, что может вам понадобиться, сможете купить в аэропорте или даже по дороге туда. Я смогу даже быть вашим гидом по шопингу. Нет-нет, пусть это, может быть, и глупо, но я настаиваю на осторожности. Раз уж я пригласил вас приехать, то вся ответственность за вашу безопасность остается на мне — до момента, когда «Боинг» оторвется от земли. Обещайте мне, что в мое отсутствие вы проявите максимум осторожности. О’кей?
— Ладно, — ответил гость как бы с некоторым недовольством, — с хозяином не принято спорить. Буду зевать и бродить по комнатам, смотреть телевизор, ну, что еще?
— Ругать меня за мнительность, — добавил Столбовиц, усмехнувшись. — Думаю, это окажется не самым плохим развлечением для вас.
— А что, хороший совет, — согласился собеседник, тоже улыбаясь в ответ.
Хотя на самом деле сомнения и тревога в нем росли как на дрожжах. Но достало опыта не показать этого ничем. Хотя хозяин, прощаясь, смотрел на него очень пристально — быть может, именно таких признаков и ожидая.
Столбовиц тем временем, насторожившись, повернул голову в сторону ворот, скрытых от взгляда с веранды высокими кустами.
— Кого это угораздило?..
Светло-серая «хонда» показалась на подъездной дорожке.
— О господи!..
— Еще гости? — с неудовольствием поинтересовался гость. — Тут у вас становится похоже на придорожный мотель.
— Это Лу Королефф, — проговорил Столбовиц таким тоном, словно одно имя уже все объясняло. — Не совсем кстати, откровенно говоря. Но она — как явление природы, которое предотвратить нельзя. — Он развел руками. — Придется потерпеть…
— Ваша приятельница?
— В далеком прошлом. Но — добрая знакомая. Впрочем, вам не обязательно встречаться с нею. Увы, она отнимет у меня несколько часов, которые я собирался посвятить улаживанию ваших дел…
Женщина медленно шла от машины к крыльцу. Гость смотрел на нее.
— Беда в том, — добавил Столбовиц, — что Лу — прекрасно информированный человек.
Русский сказал — неожиданно для себя, как бы помимо воли:
— Я не привык скрываться бегством — от женщин, во всяком случае.
— Вы меня просто выручите! Меня уже ждут… Хай, Лу! Позволь представить тебе — мой давний друг из дальних краев…
— Очень рада. Извини, что я без звонка — так уж получилось. Можешь приютить меня на недельку? Объясню потом — страшно устала.
Они еще о чем-то говорили; гость не слушал — только смотрел на нее взглядом обреченного, вовсе ему вроде бы не свойственным…
Глава седьмая
1
До сих пор ничего особенного на свете не произошло.
Немногие знали о существовании еще одного, ранее не наблюдавшегося небесного тела — впрочем, ранга настолько невысокого, что обращать на него внимание сверх обычного как бы и не следовало; однако же — его появление, каким бы незначительным тело ни являлось, можно и нужно было использовать для решения других вопросов, куда более важных. Для одних то были дела политические, для других — экономические, для третьих — научно-карьерные. Недаром было сказано: «Все на потребу человеком» — в том числе и сама Вселенная со всем ее содержимым.
Всерьез приблудным небесным телом интересовалось, хотя и по-разному, всего четверо: аспирант Просак, ассистент Элиас, а также репортер Минич и девица Зина, предпочитавшая называться Джиной (скорее всего из любви к старому кино). И не только интересовались, но и начали уже всерьез бояться. Из этой четверки первые двое названных стойко молчали если не о своих наблюдениях, то, во всяком случае, о главных выводах и тем более о предположениях — выше было сказано почему. Другая же пара, напротив, старалась довести то, что стало им известно, до всеобщего сведения — и это у них никак не получалось.
Такое положение затянулось бы еще на какое-то время — быть может, даже до мгновения, когда предпринимать что-либо серьезное стало бы невозможно из-за отсутствия этой категории. Кажется, это ирландцы говорят, что, когда Господь сотворил время, он сотворил его много. Воистину так; сотворил много, но распределяет его по-разному: одним — навалом, другим же — и вовсе ничего. И вот нашему миру грозило попасть именно в эти вторые обстоятельства.
Но возникли причины — и оба усердных наблюдателя вынуждены стали, каждый в своем углу, броситься к руководителям с повинной и полной информацией: один — чтобы не пришлось прерывать работу из-за прекращения финансирования (а смотреть в небо тоже стоит денег), другой же — обоснованно опасаясь, что его надолго отвлекут от работы ради выполнения священного долга каждого гражданина страны.