Только после паузы Зернов добавил:
— Тем не менее порох, как и полагается, должен быть сухим.
Все же это был военный корабль, и люди на борту тоже военные. То есть должны были быть готовыми ко всяким прыжкам и гримасам судьбы.
* * *
— Брюс, после этой атаки я почему-то начала бояться… Как ты думаешь, это конец — если…
Командир «Амбассадора» ответил не сразу:
— Расколоть Землю оно вряд ли сможет. Но… Угоди оно в океан — потоп обеспечен по высшему классу: цунами обойдут всю планету, пожалуй, не раз и не два, уцелеет, наверное, только то, что высоко в горах. Это при условии, что глыба сохранит монолитность до самого соударения.
— А если расколется?
— Если накроет планету все-таки — то сработает как разделяющаяся боеголовка. Тогда не позавидуешь всему полушарию, которое в тот миг подставится под удар. И в первую очередь, боюсь, солоно придется странам Тихого океана. Япония, наша Калифорния, русское побережье… Если, конечно, тело угодит в цель. Я-то надеюсь, что пронесет.
— Хоть бы это было другое полушарие. А лучше всего бы — в Антарктиду.
— Отсроченный штраф.
— Что?
— Антарктида потечет. Другой вариант потопа — медленнее, но так же неизбежно. Нет уж, пусть лучше оно уйдет своей дорогой… Время связи. Порадуем наших: предприняты совместные боевые действия при полном отсутствии реального противника. И обязательно — о том, что ракета самопроизвольно сменила цель.
— Да, мне это не нравится? Отчего?
— Я подозреваю — магнитные влияния. Надо запросить: наши наверняка уже проанализировали состав. И это придется учитывать. Давай, сладкая, работай! Осторожно! Ты что: голова закружилась?
— По-моему, это ты меня задел.
— Ничего подобного. Мне показалось, что ты — меня.
— Ладно, все о’кей.
— Постой, постой. Какое-то сотрясение все же было — почему, мы же не по проселку едем. Сейчас.
Брюс переключил компьютер на контроль состояния корабля.
— Ага. Герметичность не нарушена — слава Богу. Семь ракет на своих местах — приятно слышать. Что же тут могло?..
— Брюс, связь. Связь!..
— Я готов. Черт… Что у меня — в глазах двоится? Не пойму. Постой, постой…
* * *
— Смотри — вроде бы их чуть тряхнуло?
Зернов посмотрел. Пожал плечами:
— Вероятнее всего — корректируют свое положение: ракету-то они выпустили, значит, параметры изменились.
Пожал плечами:
— Вероятнее всего — корректируют свое положение: ракету-то они выпустили, значит, параметры изменились.
5
— Прекрасная видимость.
— Где оно? Где?
Джина ответила не сразу: вероятно, хотела убедиться — потому что разница между обоими ожидаемыми положениями сейчас должна была быть совсем незначительной; затем с каждым днем она должна была делаться все большей — у Люциана все было просчитано еще на две недели вперед. Дальше, по его расчетам, тело можно будет наблюдать и простым глазом — если, конечно, знать, где искать его.
— Ты что — не можешь определить?
— Да определила…
И по ее голосу, едва слышному, он понял, что именно она увидела в небе: то самое, что они сегодня днем разглядели все-таки на ночных снимках: то, чего не должно было вроде бы быть, но оно тем не менее было. Ошибка исключалась: условия для фотографирования были прекрасными — новолуние, поэтому ночное светило не мешало, и атмосфера была спокойной даже на тех высотах, где нередко ураганные потоки воздуха как бы размазывали изображение.
Не Тело Угрозы; если не точка нахождения, то, во всяком случае, область его наблюдения была достаточно ясна, и возможные сбои с достаточной точностью просчитал еще покойный ныне Люциан. Он же успел предсказать, где надо будет искать и виновника возмущений. Ошибка оказалась минимальной.
— Небира это? — спросил Минич почему-то шепотом.
Джина только кивнула; казалось, она тоже не решается или стесняется нарушить наступившую тишину, которая почему-то показалась вдруг им торжественной.
Они долго еще не решались сломать ее. Потому, может быть, что оба они стали вдруг представлять, каждый по-своему, какова эта планета: не плотность ее или масса интересовали их, а как выглядит, на что похож, а если не похож, то как именно, этот мир на тот единственный, в котором они более или менее разбирались.
Люди достаточно грамотные, они понимали как будто, что планета с таким периодом оборота вокруг Солнца, с такими расстояниями, на каких она проводила большую часть своего времени, не может быть ничем другим, как насквозь промерзшим телом, где и газы находятся в кристаллическом состоянии и вот только теперь, в чем они только что и убедились, начали течь и испаряться; следовательно, ни о какой жизни в общепринятом понимании на Небире и речи быть не могло.
Однако они если и не знали наверняка, то, во всяком случае, чувствовали, что природа и ее Творец способны на многое такое, чего люди даже не представляют — прежде всего по причине формализованности и инертности своего мышления.
А поскольку воображение у них было достаточно богатым, то картины в сознании каждого возникали как бы сами по себе, без учета логики и известных истин.
Миничу мерещились горные цепи, крутые склоны, густые — чернее черноты — пятна, означающие входы в пещеры, да не в пещеры, а, быть может, в целые подземные города. Он принимал без всякой критики мысль о том, что в недрах планеты температура неизбежно достигает уровня, делающего в принципе возможной существование какой-то формы жизни. Пусть даже неорганической; может быть, там живут не отдельные существа, но какие-то области, а возможно, и целые слои горных пород обладают тем, что можно назвать не просто жизнью даже, но жизнью на определенном, не таком уж низком уровне сознания. С возможностью получать энергию, быть может даже — запасать ее впрок во время столь редких приближений к центру системы. Для человека этот мир оказался бы, конечно, очень неудобным: движение, которым, наверное, неизбежно сопровождается всякая жизнь, человеку представилось бы серией землетрясений, извержений, когда живая порода делает нечто вроде выдоха, постоянного изменения рельефа поверхности — и так далее.
И тем не менее Небира казалась ему не миром ужаса, но таким местом, в котором человеку стоило бы побывать, чтобы испытать свой характер на предел прочности и — неизбежно — узнать нечто новое о возможных жизнях — такое, о чем до сих пор и не задумывались. Минич успел даже пожалеть, что во время этого визита Небиры человек вряд ли успеет снарядить туда экспедицию, а время нахождения редкой гостьи в пределах, достижимых для современных кораблей, будет слишком кратким: сейчас ее орбитальная скорость должна была уже приближаться к пределу, как и у любого небесного тела с такими периодами и большими осями орбит. Жаль, ему действительно жаль стало, что такой возможности не будет, а до следующего визита неизвестно еще, что произойдет на Земле и с нею; и этот поворот мысли вернул его к действительности.
Джине же представлялась совсем иная картина. У нее сразу же возникла мысль: Небира, разумеется, не возникла тем же путем, какой прошли, формируясь в окрестностях Солнца, остальные планеты. Она, судя по параметрам орбиты, была захвачена Солнцем когда-то очень давно. А до того? Была ли она одинокой, самостоятельно путешествовавшей в пространстве планетой, или принадлежала к семье какого-то другого светила, не сумевшего удержать ее во время близкого прохождения Солнца? Джине, мешая друг другу, одновременно полезли в голову и теория Джинса с прохождением посторонней звезды близ нашего светила — теория отвергнутая впоследствии, но ведь возможности такого сближения никто не отвергал? И картинка; но почему-то не огненные шары в пустоте привиделись ей, а два могучих зверя, два самца, сражающихся ради обладания самкой, в сторонке покорно ожидающей решения своей судьбы. Потом она вернулась к рассуждениям. Конечно, планета должна была быть не из самых близких к своему прежнему светилу; с другой стороны, она могла оказаться и единственной, а масса и поле тяготения старого хозяина — менее мощными, чем у Солнца, значит, планета могла располагаться и на таком расстоянии от источника тепла и света, какое делало возможным возникновение и развитие жизни, похожей на земную, вплоть до возникновения разумных существ. Когда произошел захват, он оказался процессом достаточно длительным, Солнце тащило, старый хозяин удерживал — это и привело к возникновению такой нехарактерной орбиты; но у людей (Джина не нашла другого слова) оказалось достаточно времени, чтобы укрыться от медленно наступавших холода и темноты, и они ушли вглубь, бросив все силы на создание убежищ. За минувшие тысячи и десятки тысяч, а может быть, и миллионы лет они — надеялась женщина — успели максимально приспособить новую среду обитания к себе и сами по возможности приноровиться к ней… И ей судились подземные реки, свет, сады, поля, города… Не зря же академик Обручев написал в свое время книгу о такой возможности; фантастическую, конечно, но фантазия всегда лишь первое звено в цепи «фантазия — изучение — реализация». И уже запестрели даже самые несвоевременные, казалось бы, мысли: а что там носят женщины? На этом она поймала себя, даже покраснела, встряхнула головой, чтобы вернуться к сегодняшней реальности, и отдала себе отчет в том, что напротив нее сидит не таинственный небирянин, а совершенно конкретный и знакомый Минич. Сидит, тоже хлопая глазами в некотором, похоже, одурении.