Он перевел рычаг в нейтралку. Отпустил сцепление.
— А вам куда?
Эти слова он сдобрил соответствующей улыбкой средней приятности — чтобы не так сухо прозвучало.
— Да тут почти рядом — в Летягино. Да вы, наверное, туда и едете — тут больше некуда…
— Садитесь, — пригласил Минич, открывая правую дверцу.
Он ехал, правда, не в Летягино, а немного дальше, но единственный здесь проселок действительно кончался в этом селении, и дальше приходилось добираться по едва наезженной колее, по которой в последнее время, похоже, один только он и катался.
Огибая нередкие ухабы, он разок-другой покосился на пассажирку — она сидела, не пытаясь заговорить, не смотрела в окно, полузакрыла глаза, похоже — думала о своем. Ничего, приятная женщинка неопределенного возраста — от двадцати до тридцати, примем среднее — двадцать пять. Похоже, городская; хотя — кто их сейчас разберет по одежке, в особенности тут, в Подмосковье. По разговору, конечно, можно — и то не всегда, поскольку в столице москвичи сейчас в явном меньшинстве. Да какая, в конце концов, разница? Выйдет из машины — и сразу же из памяти долой…
За этими мыслями он прозевал рытвину; спохватился, когда тряхнуло, и разозлился на самого себя, а заодно и на даму: не подсела бы она — не пришлось бы отвлекаться. А так недолго и зацепить за что-нибудь картером или раздолбать глушитель. Шляются по дорогам неизвестно зачем!
— Что, к родным в Летягино, что ли? — спросил он — неожиданно для самого себя.
А так недолго и зацепить за что-нибудь картером или раздолбать глушитель. Шляются по дорогам неизвестно зачем!
— Что, к родным в Летягино, что ли? — спросил он — неожиданно для самого себя. Не собирался ведь заводить разговор. Но как-то так получилось. — Или по работе?
— Нет, — ответила она как-то рассеянно, по-прежнему не поднимая век. — Хотя — да, можно сказать, что по работе.
— Что же у вас за работа? Если не секрет, конечно.
Она чуть заметно улыбнулась.
— Ничего секретного. Занимаюсь разными вещами. В частности — людей излечиваю.
— Доктор, что ли? А так и не скажешь.
— Тогда уж скорее — целитель. А в основном занимаюсь астрологией.
Вот уж не подумал бы, честное слово. По представлениям Минича, целители должны выглядеть иначе. И тем более астрологи. Надлежит в их облике быть чему-то этакому… загадочному, что ли, не от мира сего. А эта — вполне монтируется с какой-нибудь тусовкой, дискотекой, еще чем-нибудь современно-молодежным.
— А что, — решил он пошутить, — в Летягине ожидается эпидемия какая-нибудь местного значения? Или тамошняя власть разочаровалась в медицине?
Собственно, и ему можно было бы задать такой же вопрос: «Ах, вы журналист? А что, в Летягине ожидается мировая сенсация? Родился трехголовый теленок?» На это он ответил бы…
— В Летягине меня ничего не интересует, — ответила пассажирка серьезно. — Оттуда мне придется еще добираться пешком.
Это было уже интересно. Он и сам ответил бы примерно так же.
— Что же вас так интересует в окрестностях? Река Белуга? Но белуги в ней не водятся, уверяю…
— Меня интересует астроклимат этих мест, — ответила она сухо, как бы приглашая прекратить болтовню. — К тому же у меня там пациент.
«Так, — подумал он. — Чем дальше в лес, тем замысловатее…»
— Не одну лишь вас этот климат занимает. — Женщина начинала интересовать его всерьез.
Только сейчас она повернула к нему лицо.
— Вы тоже причастны к астрономии?
— Не я. Люциан. Вы ведь к нему едете? В таком случае для вас две новости: хорошая и плохая. С какой начать?
Вопреки общей традиции она сказала:
— С хорошей, конечно. Плохая помешает насладиться хорошей до конца. А хорошего в жизни не так уж много. Просто мало.
— Хорошая — вам не придется добираться пешком: я и сам еду туда. Так что довезу вас до самого порога. И ничего не потребую за услугу.
— Это действительно приятно слышать. Ну а плохая скорее всего заключается в том, что вы помешаете мне серьезно поработать и поговорить с ним? Или — мне придется ждать своей очереди? Но ведь принято уступать даме дорогу.
У Минича, однако, пропала всякая охота шутить. Он пожалел даже о том, что вообще затеял этот треп. И сделал вид, что вынужден все внимание отдать трассе: они уже въехали в Летягино, под знаком Минич послушно снизил скорость до сорока, навстречу же шла другая машина — «чероки», вовсе не соблюдавший ограничений, — и отвлекаться действительно не следовало. Похоже, попутчица тоже оценила ситуацию и помолчала до тех пор, пока внедорожник не пронесся мимо, забросав стекло пылью.
Похоже, попутчица тоже оценила ситуацию и помолчала до тех пор, пока внедорожник не пронесся мимо, забросав стекло пылью.
— Так какой же новостью вы собирались меня огорчить?
— Люциан умер.
— Как?
— Как люди умирают. Совсем.
— Но две недели тому назад я была у него… Он, правда, сильно кашлял, но…
Минич ответил не сразу: пришла пора съезжать с проселка на луговую тропу; по ней еще предстояло добираться до дубравы, по другую сторону которой и стоял дом Ржева. Для этого следовало преодолеть придорожную канаву.
Осторожно съезжая, Минич обратил внимание на следы. Разминувшийся с ними только что джип проезжал здесь, крупно нарубленный протектор хорошо отпечатался в кювете, чье дно еще хранило влагу.