— Они не будут обременительными для вас. Начну с того, что вы можете сообщить вашему начальству о моем согласии работать на вас.
Вот это было действительно неожиданным; и похоже, что на сей раз собеседнику американца не удалось удержать выражение невозмутимости, а Столбовиц, разумеется, это заметил.
— На основе джентльменского соглашения, — добавил он. — Вы удивлены? Но вы, конечно, понимаете, что никакой информации от меня не получите — во всяком случае, достоверной. Двойник — не мое амплуа. И соглашаюсь я лишь для того, чтобы у вас не возникло неприятностей. Вас устраивает такой выход из положения?
На этот раз уже партнер предпочел ответить вопросом:
— Чего же вы будете ждать от меня? Тоже такого вот формального согласия? Зачем?
— Не волнуйтесь: мы не собираемся делать из вас крота. Нет смысла: насколько я понимаю, вы не задержитесь в вашей нынешней роли — и вообще в том департаменте, который сейчас представляете. Да и я, откровенно говоря, сейчас разговариваю с вами не от имени обитателей Лэнгли. Нет, я не стану называть их — не имею таких полномочий. Могу сказать лишь, что люди эти — и я в том числе — не желают ничего плохого ни вам, ни вашей стране. Мы просто научились мыслить другими категориями. Земля — едина, невелика и очень, очень уязвима. Помните — «Не спрашивай, о ком звонит колокол…».
— Он звонит по тебе, — закончил цитату образованный агент. — Но это не ответ. Чего же от меня станут требовать — с этих позиций?
— Мне легче сказать, чего от вас не потребуется. Военных и государственных секретов. Списков вашей агентуры. Тем более что ею занимается не ваша служба, а другая. О чем вас попросят? Ну, скажем так: когда вы займете в руководстве вашей страной то место, на которое вас двигают — оно вам известно не хуже, чем мне, — вы будете иметь практически полный доступ ко всей информации. И если однажды увидите, что возникают проблемы, выходящие за пределы России и, следовательно, являющиеся глобальными — как, например, расцвет терроризма в начале века, — вы расскажете нам об этих проблемах. Об их сути. Потому что в одиночку серьезные планетарные проблемы не решить даже нам, а уж вам — не обижайтесь, вы сами знаете это, — и подавно. Не волнуйтесь: нам не потребуются такие детали, какие будут касаться ваших тайн: достаточно будет обрисовать проблему в общем, остальное мы как-нибудь сообразим. Устраивают вас такие условия?
У москвича было странное ощущение. Он прекрасно знал, что никаких грехов — из тех, что были на пленках, — не совершал; но не хуже было ему известно и другое: у нас любят искать и находить виноватых, «крайних», это создает впечатление активной и продуктивной деятельности; и у нас (не только у нас, впрочем) не любят, когда вокруг человека возникают шум и суета отрицательного свойства; это сразу же используется конкурентами — а конкуренты есть всегда и на всех уровнях. Нет, пусть ему и удастся опровергнуть все, о чем наверняка будут шуметь все СМИ (примеров не надо было искать далеко), но к тому времени поезд уйдет, и догнать его будет практически невозможно. То, что сейчас применили к нему, было шантажом; но не использовал ли и он сам это средство? Конечно, и не раз. Так что говорить о честности или нечестности приемов сейчас было бесполезно; надо было соглашаться.
— Вся эта продукция, конечно, останется у вас? — В слово «продукция» он вложил ровно столько брезгливости, чтобы Столбовиц заметил ее, но не обиделся.
— Само собой разумеется. Так же как ваша — у вас. Вам она нужна для подтверждения факта вербовки, да и мне, откровенно говоря, для отчета.
На этом они тогда распрощались, и события пошли своим чередом. На новом посту завербованный вербовщик, как известно, преуспел, проявив и те свойства характера, каких раньше не замечал почти никто — за исключением, конечно, тех, кто его продвигал.
На новом посту завербованный вербовщик, как известно, преуспел, проявив и те свойства характера, каких раньше не замечал почти никто — за исключением, конечно, тех, кто его продвигал. И эпизод со Столбовицем начал постепенно забываться — его не беспокоили из-за бугра, и он туда не обращался, — поскольку проблем глобального масштаба в России вроде бы не возникало, хватало ей и своих, локальных.
А вот теперь пришла, кажется, пора использовать давнее знакомство. Глава оппозиции все более убеждался в том, что его тогдашний собеседник не блефовал (незачем было), а играл честно — насколько это слово вообще может быть применено в описанной ситуации. Признаком fair play послужило и то, что в ответ на просьбу пригласить оппозиционера в Америку согласие было дано немедленно, без всякого уточнения причин. Детали, естественно, тогда не обговаривались: это москвич оставил до личной, конфиденциальной встречи.
Встреча эта состоялась уже в аэропорту Кеннеди, куда Столбовиц приехал, чтобы сразу же увезти гостя в назначенную ему резиденцию. Четырех человек, сопровождавших прибывшего, американец оглядел внимательно, но без восторга. И сразу же предупредил:
— Ваши спутники разместятся отдельно от вас. Не беспокойтесь — будут соблюдены все законы гостеприимства. Но сейчас их услуги вам не понадобятся. Впрочем, вы сможете связаться с ними в любое время — как только потребуется. А пока — пусть отдыхают, знакомятся с городом и тому подобное. Вас же я беру на мое попечение.