— Это и есть твоя кумафэга? — спросил я Хэхэльфа, с любопытством разглядывая маленькие мешочки из очень тонкой коричневой кожи, туго набитые чем-то сыпучим. — Неужели это действительно такое великое сокровище?
— Боюсь, ты до сих пор не представляешь, ЧТО попало к нам в руки, — устало улыбнулся он. — Говорят, дуракам везет. На дурака ты не слишком похож, но твоя неосведомленность явно прибавляет тебе удачи!
Он развязал один из мешочков и высыпал на ладонь небольшое количество его содержимого: желтая с черными и красными вкраплениями смесь, похожая на мелкую чайную крошку.
— Это кумафэга, Ронхул, — веско сказал он. — Самая ценная вещь в этом мире! Или почти самая ценная. Ребята вроде меня едят ее, чтобы творить настоящие чудеса — это к вопросу о том, как мы будем добираться до Сбо без команды…Так что любой халндойнец догола разденется, чтобы заполучить один такой мешочек. Впрочем, я понимаю, почему Бэгли вез ее в землю Нао: там народ побогаче, да и желающих поколдовать куда больше, чем у нас… Впрочем, мои друзья бунаба тоже с радостью отдадут большие деньги за один такой мешочек.
Когда бунаба едят кумафэгу, их посещают чудесные видения. Но обычно они покупают ее из более практических соображений: мажут кумафэгой носы диких зверей, и звери тут же становятся смирными и послушными, более того — они начинают понимать человеческую речь. Можно околдовать какого-нибудь дикого азада и посылать его каждый день в лес, охотиться на литя. А если повезет, можно приручить больших птиц и обзавестись летающей колесницей — великая редкость в наших краях! Они — хозяйственные ребята, эти бунаба…
— Понятно, — удивленно кивнул я. И с любопытством спросил: — А что будет, если я съем немножко?
— Ты? Понятия не имею! — честно сказал Хэхэльф. — Может, ничего и не будет. Вот на людей Мараха, например, кумафэга вообще не действует — по крайней мере, так говорят. А может начнешь чудить… Так что прошу тебя: воздержись от экспериментов, пока не доберемся до Сбо, ладно?
— Я вообще не ахти какой любитель экспериментов такого рода, — вздохнул я. — Черт с ней, с твоей кумафэгой! Скажи лучше: у тебя здесь есть сухая одежда?
— Сколько угодно! Поройся в моей каюте, — Хэхэльф радушным жестом указал мне на распахнутую дверь палубной настройки, больше всего похожей на вигвам индейского вождя, сооруженный из дорогих узорчатых ковров. — Надевай, что найдешь, мне не жалко. И мой тебе совет: ложись-ка ты спать, Ронхул Маггот. Ты сейчас похож на невыспавшегося утопленника, герой! Впрочем, делай, что хочешь — главное, меня не трогай. И не пугайся, если что-то покажется тебе странным. Я собираюсь хорошенько поворожить. А теперь плохая новость, напоследок: если захочешь жрать, затяни пояс потуже: я не оставлял на корабле запасов провизии, а идти на рынок у нас сейчас нет времени. Вот бутылка местного вина в каюте имеется. Не сибельтуунгское сиреневое, конечно, но тоже очень даже ничего.
— Главное, чтобы не Альганское Розовое, — заметил я, с содроганием вспоминая вечеринку у Таонкрахта.
— Альганское Розовое у нас на Халндойне даже портовые нищие не пьют! — гордо сообщил Хэхэльф. — Мое вино — стоящая вещь. Весьма рекомендую, только смотри, чтобы тебе дурно не стало, на голодное-то брюхо! Ничего, денек продержимся, а вечером, глядишь, и дома будем.
— Всего-то? Ну, до вечера мы точно продержимся, — согласился я. — Если очень припечет, съедим нашего пленника — какое-никакое, а все-таки мясо!
— Говорят, страмослябы невкусные, — невозмутимо откликнулся Хэхэльф. — Я сам не пробовал, но готов поверить на слово!
— Я тоже, — рассмеялся я. И отправился переодеваться. Немного порылся в груде чужих вещей, наконец нашел рубаху из плотной жесткой ткани и такие же штаны. Одежда висела на мне как на вешалке: по сравнению с моим приятелем Хэхэльфом я начал казаться себе весьма хрупкой конструкцией. Но вещи были сухие и теплые — счастье, о котором я и мечтать не смел!
Я вернулся на палубу, аккуратно развесил свои мокрые шмотки и одеяло Ургов: давешний скоростной заплыв на длинную дистанцию вполне можно было считать большой стиркой — и правильно, надо же когда-то и этим заниматься… Хэхэльф сидел на палубе и сосредоточенно доедал содержимое вскрытого мешочка. Обернулся ко мне, невольно улыбнулся и озадаченно покачал головой.
— Ты похож на голодное привидение, Ронхул! — весело сообщил он.
— Сам просил тебя не отвлекать, и сам же отвлекаешься, — проворчал я. В глубине души я подозревал, что вид у меня тот еще, но хихиканье Хэхэльфа окончательно выбило почву из-под моих ног.
В глубине души я подозревал, что вид у меня тот еще, но хихиканье Хэхэльфа окончательно выбило почву из-под моих ног.
— Тут не захочешь, а отвлечешься! — ехидно сказал он. — Да не переживай ты так: завтра переоденешься в свое барахло, и снова станешь приличным человеком…
Потом Хэхэльф отвернулся, умолк и плашмя улегся на палубу. Со стороны это выглядело так, словно он внезапно заснул. Я немного посидел, разглядывая постепенно светлеющее небо, и понял, что больше всего на свете хочу принять горизонтальное положение. Идти в вигвам, как я про себя окрестил капитанскую каюту, мне почему-то не хотелось, так что я вытащил оттуда здоровенный кусок толстой шерстяной ткани, каковой мог с горем пополам сойти за одеяло, постелил его прямо на палубе, на максимальном расстоянии от неподвижного тела Хэхэльфа — раз уж меня просили не мешать! — и свернулся клубочком на этом жестком ложе, как старый усталый пес на подстилке. Впрочем, по сравнению с моим существованием на страмослябском корабле это было почти райским блаженством!