— А пончо? — спросил я. — Это такой же обязательный атрибут?
— Нет, просто одежда, хотя она символизирует определенное положение в обществе. Пончо носят не все бунаба, а только куса-баса — зажиточные хозяева, — откликнулся Хэхэльф.
Пончо носят не все бунаба, а только куса-баса — зажиточные хозяева, — откликнулся Хэхэльф. — Другие и рады бы, а не положено!.. Кстати, пончо — очень удобная одежда, что бы ты об этом не думал.
— Может, и удобная, но что-то в Сбо я таких нарядов, вроде, не видел.
— Потому что в Сбо куса-баса предпочитают одеваться, как все, разве что от агибуб не могут отказаться, и только когда едут гостить к своим родичам на Хой, извлекают из сундуков свои нарядные пончо, — объяснил Хэхэльф.
— Даже слишком нарядные, — ехидно вставил я. — У меня в глазах до сих пор рябит!
— Что касается ярких расцветок… Видишь ли, каждый бунаба — немного художник, поэтому они просто обожают раскрашивать ткани. Им нравятся яркие краски. Ребят можно понять: здесь, на Хое, почти всегда пасмурная погода, а если еще и одеваться в темную одежду, можно совсем загрустить!
— Здесь почти всегда пасмурно? — удивился я. — Какое замечательное место! Что может быть лучше пасмурной погоды!
— Значит твой вкус совпадает со вкусом Варабайбы, — усмехнулся Хэхэльф. — Говорят, что это он уговорил все облака Хомайги избрать небо над Хоем в качестве места постоянного пребывания, и теперь тучи только изредка отлучаются отсюда, чтобы оросить дождем другие острова… Ну, Ронхул, сделай глубокий вдох и постарайся забыть, что такое улыбка! Мы пришли.
Мы действительно пришли: перед нами была изящная резная калитка, запертая на несколько щеколд — слишком увесистых. если учесть, что даже такой легковес как я вполне мог бы вышибить калитку одним хорошим ударом ноги. Но разумеется, буянить мы не стали. Хэхэльф только негромко выкрикнул несколько неразборчивых слов, и мы принялись ждать. За забором воцарилось оживление: до моих ушей доносился топот шагов и человеческие голоса. Наконец калитка распахнулась и невысокий хрупкий юноша в узорчатой агибубе и широких белых штанах, едва достигающих щиколоток, с поклоном пропустил нас в сад. Вдоль садовой дорожки, выложенной блестящими белыми камешками, стояли мрачные мужчины, все, как один в агибубах и белых штанах того же покроя, что и у их коллеги. Они стояли неподвижно и смотрели на нас в высшей степени неприветливо.
— Имей в виду, Ронхул: они нам улыбаются, — шепнул мне Хэхэльф. — Ребята делают все, что в их силах, чтобы изобразить радость по поводу моего визита — просто у них не слишком хорошо выходит.
— Да, я заметил, — вздохнул я. — А кто они? Сыновья твоего покровителя?
— Ну ты скажешь тоже! — Возмутился Хэхэльф. — Где это видано, чтобы сыновья ндана-акусы носили штаны, да еще и встречали гостей на пороге?! Это — папну, рабы хозяина дома.
— Рабы? — удивился я. — Так у них тут есть рабы?
— А где их нет? — пожал плечами Хэхэльф. И предупредил: — Ты не обижайся, если во время беседы с ндана-Акусой я не смогу отвлекаться, чтобы переводить тебе наши слова: этикет, и все такое — сам понимаешь! Если он будет тебя о чем-то спрашивать, я переведу.
— Ладно, — вздохнул я. — Ты, главное, предупреди, если поймешь, что он хочет сделать меня своим рабом…
— Не бойся, Ронхул, — усмехнулся Хэхэльф. — Ни один бунаба никогда не окажет чужеземцу честь стать его рабом. Они не настолько нам доверяют.
Я озадаченно умолк, пытаясь понять, что же это за рабство такое, если нормальный физически здоровый чужеземец не может удостоиться чести стать рабом… Тем временем, мы подошли к большому одноэтажному дому, который стоял в глубине двора.
Он действительно был очень похож на дом самого Хэхэльфа в Сбо, и на тот, который он выменял для меня, только гораздо больше, а украшенная причудливыми узорами входная дверь показалась мне массивной, как какие-нибудь замковые ворота. Дверь распахнулась, и оттуда высыпала целая толпа счастливых обладателей высоченных агибуб и нарядных женщин разного возраста. Все они: и мужчины, и женщины, были одеты в длинные разноцветные юбки с роскошными высокими поясами и с ног до головы увешаны драгоценностями. Те женщины, что помоложе, показались мне очень привлекательными, несмотря на резко опущенные вниз уголки губ и глубокие складки у рта — такие же, как у мужчин этого народа. Их милая манера прикрывать грудь только ожерельями заставила меня слегка покраснеть: честно говоря, я как-то не привык к такому скоплению обнаженных дамских бюстов на небольшой площади.
Все эти угрюмые ребята — и мужчины, и женщины, плотным кольцом обступили Хэхэльфа. Некоторые даже ненадолго повисли на его шее — я понял, что несмотря на каменные выражения хмурых физиономий, бунаба все-таки обладают счастливой способностью испытывать положительные эмоции. Через несколько минут, когда радость встречи слегка поутихла, Хэхэльф принялся читать друзьям своей юности поучительную лекцию о цели нашего визита и о моей персоне заодно. Разумеется, я не понимал ни слова, но видел, что бунаба слушают его с возрастающим интересом и разглядывают меня с неподдельным любопытством. Я окончательно смутился, а когда я смущаюсь, я начинаю улыбаться. Впрочем, я помнил рекомендации Хэхэльфа и изо всех сил пытался бороться с нервной улыбкой. Хвала аллаху, что рядом не было зеркала и я не увидел результат — полагаю он был ужасающим: один уголок моего рта все время сам по себе отползал в сторону, в то время, как другой усилием воли опускался все ниже и ниже. Что ж, зато Хэхэльфу не пришлось доказывать своим приятелям, что он действительно притащил с собой демона: уверен, что у меня все на лице было написано!