Мэсэн поднял меня на рассвете. Он был бодр и свеж и жаждал отправиться на охоту — непременно в моем обществе. Послать его подальше я, разумеется, не мог: его обещание поискать для меня Быструю Тропу связало меня по рукам и ногам. Это было чертовски неприятно: ни тебе возмутиться, ни тебе кофе в постель потребовать — какой уж тут кофе! Пришлось ограничиться умыванием. Никакой ванной комнаты тут, понятное дело, не было, так что я предавался водным процедурам во дворе, где обнаружилась бочка с холодной водой, прозрачной, как слеза человека-невидимки. Мои страдания были вознаграждены еще при жизни: во-первых, умывшись. я почувствовал себя так, словно только что на холяву разжился новым телом, которое всю жизнь делало утреннюю зарядку, исповедовало раздельное питание по Бреггу, никогда не курило, ложилось спать на закате, поднималось с петухами и исполняло еще несколько дюжин утомительных ритуалов, продлевающих жизнь в среднем на 15 суток… А во-вторых, хозяин дома ждал меня за накрытым столом, чтобы напоить почти настоящим чаем. Вообще-то, это был какой-то загадочный темно-красный отвар из местной растительности, но он произвел на меня неизгладимое впечатление: чертовски вкусно! Эту роскошь следовало закусывать светло-оранжевым медом, большие почти идеально круглые комки которого лежали в огромном тазу. Мед тоже был совершенно изумителен: не такой сладкий, как знакомые мне версии, с кисловатым привкусом лесных ягод и тонким ароматом цветов.
— Йох! Поехали! — решительно сказал Мэсэн, когда я покончил с третьей кружкой его божественного утреннего пойла. — Путь неблизкий, а дело — хлопотное.
Он запряг в телегу своего кошмарного свинозайца, и мы отправились в путь.
— Страшный все-таки у тебя зверь! — искренне сказал я, припоминая вчерашнюю расправу с разбойниками. — Такого в лесу встретить — невелика радость…
— Куптик, что ли? Да ну тебя, Ронхул! Эти звери — самые безобидные создания! Они боятся не только людей, а вообще всего, что движется, даже питупов. Просто я его хорошо выдрессировал. — весело объяснил он. — А что делать, когда такая жизнь?
— А кто такие питупы? — поинтересовался я.
— Питупы — это наш сегодняшний обед — если повезет. — беззаботно ответил Мэсэн. — Толстые глупые птицы, которые с перепугу сами падают в руки хорошему охотнику…
— Не говорящие, часом? — встревожился я, вспомнив своего приятеля Бурухи.
— Да ну тебя, тоже мне сказал! — Ухмыльнулся он. — Говорящие — это только птицы Бэ, других говорящих птиц здесь нет… Слушай, так ты что, вообще ничего не знаешь?
— Почти ничего, — вздохнул я. — По крайней мере, ничего такого, что могло бы мне здесь пригодиться. Может хоть ты меня просветишь?
— А я-то думал, что ты меня будешь развлекать, — огорчился он. — Ладно, давай так: сначала ты расскажешь, как живут демоны, а на обратной дороге я буду языком молоть. Сообщу тебе все, что захочешь.
— Ладно, — согласился я, — могу и рассказать. Дурное дело нехитрое!
Часа два я трепался, не закрывая рот.
Получился этакий дикий коктейль из воспоминаний детства и последних страниц славной истории Тайного Сыска. Это звучало так нелепо, что я сам себе не верил — а ведь говорил чистую правду, словно поклялся на Библии с утра пораньше. Мэсэн слушал меня, затаив дыхание. Сначала он то и дело перебивал меня недоверчивыми репликами типа врешь небось, ну, не заливай! — но потом совершенно добровольно прекратил свои комментарии: очевидно, понял, что ТАКОЕ придумать никому не под силу. Наконец мой бенефис подошел к концу: телега остановилась: почва под колесами к этому времени стала уже такой топкой, что даже могучий свинозаяц не смог тащить нас дальше.
— Хорошо ты рассказывал, — мечтательно сказал Мэсэн. — Знал бы заранее — сам бы демоном родился! Ну да чего уж теперь жалеть: дело сделано… Ладно, пошли. Попробую тебя удивить.
Я подумал, что лучше бы не надо, но промолчал: все равно ведь удивит, даже если специально стараться не будет… Мэсэн, тем временем, достал из телеги целую кучу хлама: сначала на свет божий была извлечена давешняя дубина, потом — круглый металлический шлем, похожий на казан для плова, и ветхая шапка из толстого войлока. Шапку он тут же напялил на свою кудрявую голову, сверху водрузил казан — вид у него при этом стал совершенно идиотским! Напоследок он вывалил на траву огромные сапоги, столь уродливые и бесформенные, что я их почти испугался.
— Надень, — великодушно предложил он, — у тебя вон какая красота на ногах. Не убережешь. Это же болото!
Я все взвесил и понял, что он прав. Мои мокасины были мне дороги не только как память о доме: ни летать, ни, тем более, ходить босиком я не умею. Я быстро переобулся, удивляясь тому, что не поместился в один из этих чудовищных сапог целиком, и мы занялись пешей ходьбой по болоту. Сделав несколько шагов, я понял, что мой приятель оказал мне неоценимую услугу: ноги увязали почти по щиколотку. Я заметил, что у самого Мэсэна была совершенно особая — нелепая, но идеально подходящая для данных условий походка: он шел короткими шагами, высоко поднимая ноги, чуть ли не касаясь коленями подбородка, но очень быстро, так что каким-то чудом не успевал увязнуть. Создавалось впечатление, что он весит раз в пять меньше, чем я, так что земное притяжение не очень-то над ним властно. Я попробовал скопировать его манеру ходьбы — не могу сказать, что очень удачно, но через некоторое время я заметил, что ноги проваливаются уже не столь глубоко.